Лариса Аврорина, один из ведущих грант-менеджеров страны говорит о внутреннем устройстве грантовой сферы в России
Лариса Аврорина, руководитель программы развития фондов местных сообществ CAF Россия«Это очень мощная площадка, ведущий, как я считаю, регион в стране, где отлично развита грантовая культура, проектная культура, включающая в себя все – и оценку, и обучение», – так говорит Лариса Аврорина, руководитель программы развития фондов местных сообществ CAF Россия. Поэтому мы начинаем разговор об «анатомии русского гранта» с региональных грантозаявителей.
Это как зажечь свечу
Работа переговорной площадки «Благотворительность: действующие механизмы и перспективы развития». Фото: new.vk.com— Как сейчас развиваются некоммерческие организации в регионах, и насколько они стали лучше подготовлены как грантозаявители?
— У них появилась возможность получать гранты, но нужно знать правила и уметь ими пользоваться.
А теперь вопрос: а кто их учит?
Несколько лет тому назад, в том числе при поддержке международных организаций, было много тренинговых программ. Создавались ресурсные центры, которые учили организации «получать гранты», но потом количество обучающих программ резко сократилось.
У нас же появились большие грантовые программы, президентский грант. Появились операторы президентских грантов, профессиональные организаторы конкурсов, крупные и сильные.
Но нужно учить. Потому что часто гранты воспринимаются как просто финансовая помощь. Потекла крыша – идут в муниципалитет, там говорят, что денег нет. Тогда НКО узнает о грантовых конкурсах – и пишет туда. Для региональных маленьких структур это часто просто финансовый источник, а это ошибка.
– А в чем смысл гранта? Даются некие деньги на новый проект, но грант не предусматривает постоянного финансирование, и получается, что никто не гарантирует проекту жизни «после гранта».
– Это всегда для организаций шанс и возможность. Если это первый грант, то это такой старт-ап, у НКО появился шанс получить ресурсы и дальше от них самих зависит, смогут ли они правильно их использовать, или видят себя в короткой перспективе. Но — я вижу источник проблемы в грантах на короткий срок.
Поэтому в программе развития фондов местных сообществ мы используем многоуровневую систему. Участниками могут быть как начинающие, так и достаточно опытные организации. Для сильных мы все время поднимаем планку, поддерживаем профессиональное и институциональное развитие, чтобы НКО вышла на самодостаточный уровень развития, приобрела устойчивость. У нас есть номинация «старт-ап», когда мы даем грант тем, кто только-только начинает, и тогда мы дальше можем увидеть, вот этот старт-ап вырастет или не вырастет. По итогам отчетного периода мы анализируем результат. Если мы видим, что НКО начинает развиваться, расти, у нас есть номинация – «девелопмент», развитие. Такой грант позволяет организации выйти на новый уровень, освоить новые фандрайзинговые технологии, реализовать в сообществе новые программы. И наконец, у нас есть уже очень высокий уровень номинаций – «альянс». Их получают сильные фонды местных сообществ, которые сами стали обучающими площадками, такими центрами развития. Так мы структурировали программу за 12 лет.
А бесконечно поддерживать организацию, – это неправильно. Нужен профессиональный рост. Как только эти маленькие организации становятся нужными для своей целевой группы, они превращаются в профи, которые уже могут привлекать деньги, – региональные, муниципальные . Они могут стать партнерами для муниципалитета, например, в решении социальных задач.
– Часто просят гранты на проведение фестивалей. Порой это смущает – опять же это разовое мероприятие. Но фонды-грантодатели считают, что подобные события развивают регионы. Как вам кажется, правильно ли давать гранты на такие события?
– Я тоже не очень люблю, когда поддерживают какой-то абстрактный праздник, чествование. Например, часто любят ссылаться, что ветеранам на 9 мая или заслуженным работникам нужно устроить чаепитие. Мне кажется, на это можно не брать государственные деньги. Это можно организовать более человеческим и ресурсосберегающим способом. Но вот когда делаются фестивали, тут нужно смотреть: может из этого вырасти что-то или нет.
У нас есть пример – село Сорокино в Тюменской области, там создан фонд местного сообщества. Они сделали фестиваль. Пригласили на него бывших своих жителей, диаспору.
Тех, кто когда-то уехал отсюда – и остались родственники, отчий дом, бабушка, дедушка, кто-то приезжает на лето… И вы знаете, все это удалось. Приехали люди, и увидели, что они могут не просто бока пролеживать у бабушки на завалинке и загорать в огороде, а тут еще какая-то жизнь развивается, продолжается, они втянулись в это дело, и стали помогать, участвовать в проектах. Поняли, что и здесь все может как-то развиваться, шевелиться, и это будет интересно.
Для меня это хорошая иллюстрация благотворительности на селе – потому что часто меня спрашивают: ну какая там благотворительность, у нас все бедные. Но вот такой фестиваль привлекает дополнительные инвестиции в территорию. Когда мы видим, что заявители хотят привлечь людей, хотят чтобы это было интересно, завораживало, включало их в новые процессы и способствовало развитию– вот такие фестивали стоит поддерживать.
Такие инициативы мы тоже поддерживаем. Половина наших фондов местных сообществ – сельские фонды в удаленных, неиндустриальных территориях. Там нет никаких больших денег, нет большого бизнеса. Но запрос на движение и развитие оттуда пошел. Потому что люди тоже хотят, чтобы у них было, как в большом городе, были события, чтобы было интересно, чтобы они могли в этом участвовать. А праздников у них маловато, так что местное сообщество используют праздники как фандрайзинговые мероприятия. Такие события объединяют и аккумулируют ресурсы, и это начинает работать на сообщество. Это как зажечь свечу.
Грант как бантик
– Какую часть бюджета НКО должен составлять грант? Это основное финансирование или, скорее, некий бантик, дополнительный бонус?
– Это зависит от программы, которую планирует донор-грантодатель. Можно, скажем, сказать: ребята, сто процентов наши, сто процентов ваши. И при этом задача будет поставлена так, что организации не смогут в этом участвовать, – потому что у них запросили большое софинансирование. Это всегда искусство планирования грантовой программы. Надо оценивать возможности той целевой группы, которую вы приглашаете к участию. Например, грантодатель объявляет, что хочет, чтобы решилась такая-то социальная проблема, и он может дать грант такого-то размера, не больше. Но способны ли наши участники конкурса, наши потенциальные грантополучатели, привлечь остальное финансирование? Надо все просчитывать.
С другой стороны, есть примеры, когда организации участвуют в грантовых конкурсах за счет привлеченных местных ресурсов, которые представляет фонд местного сообщества. И они будут биться за пять, за десять тысяч рублей. Потому что они уже ведутработу, и им просто на не хватает денег, и тогда она пишут заявку – ребята, мы вот делаем это и это, и будет хорошо и замечательно, если вы нам поможете вот этот кусочек закрыть финансово. Плюс – для них это еще и уважение в сообществе как к победителям в конкурсе.
– То есть это бантик в данном случае?
– Нет, это не бантик. Бантик – это когда мы, например, говорим про пиар, обещаем, что звезд пригласим. На бантик вообще донор, особенно за счет местных ресурсов, денег не дает. Обычно же у фонда есть уже продуманный проект, с выстроенной логикой.
– А может быть наоборот – у организации мало денег, а грант они хотят получить большой?
– Может. Понимаете, всегда должно быть софинансирование, потому что это стимул для организации – прежде всего в том, чтобы они могли просчитать собственные возможности и ресурсы. «Мы понимаем, мы умеем, мы знаем, но у нас нет денег». И вдруг появляется возможность привлечь существенные деньги, которые помогут решать эту проблему.
Но надо помнить, что если сама организация маленькая, то она не сможет освоить большие деньги. Ведь это же колоссальная отчетность, ответственность, это умение планировать. Два миллиона рублей, скажем, – что это такое для маленькой организации? Это значит, что они должны найти партнеров, они должны выстроить весь финансовый, весь программный менеджмент. Они должны точно позиционировать программу, и так далее.
Поэтому я считаю, что маленьким организациям неправильно давать большие гранты. Это будет неэффективно. Поэтому, когда мы выращиваем организацию, мы ей даем сначала грант-старт-ап. Скажем, это могло быть три, пять тысяч долларов. То есть примерно триста тысяч, на восемь-десять месяцев.
Интерес грантодателя
На одной из площадок форума. Фото: new.vk.com– В чем интерес грантодателя? Это абстрактное доброе дело, филантропия, или все же есть определенная цель?
– Прежде всего, это достижение результатов. Грантовый конкурс –возможность быстрого реагирования на проблему. Организации могут быстро подключиться к ее решению. Поэтому это такой ларец, в котором есть ресурсы.
– Цель государства понятна – благодаря развитию таких организаций и сообществ решаются социальные проблемы, допустим, региона. А с точки зрения фонда-грантодателя? Он же тратит свои деньги.
– У нас есть разного типа фонды. Допустим, частный фонд определяет для себя ту сферу, которую он бы хотел поддержать. Для многих это репутация. Фактически, действительно чистая филантропия. Сам фонд ничего не получает от этой деятельности – он отдает. Частный фонд – допустим, как Фонд Тимченко, – это компания, управляющая благотворительными ресурсами, которая определяет новые сферы их применения, анализирует и решает, что важно. Скажем, фонд Тимченко первый начал поддерживать пожилых. Да, занимается, конечно, государство. Но не как перспективной категорией.
Или корпоративные фонды. Но они чаще работают на территориях присутствия бизнеса. Такие фонды тоже дают гранты. РусАл, Норникель, Северсталь, Объединенная металлургическая компания, – корпорации создают фонд как управляющую организацию своими благотворительными программами.
Оценка
Участники форума. Фото: new.vk.com– Как правильно оценивать результаты? По каким критериям в отчете можно понять, что это настоящий результат, не бумажный?
– Есть набор инструментов, которые позволяют донору, грантодателю, отслеживать результат. Это прежде всего постоянный мониторинг и системы отчетности, финансовой и программной. И оценочные инструменты. Система оценки изменений, оценки достижения результатов, оценки устойчивости, и так далее. Но независимая оценка стоит довольно дорого. Поэтому чаще грантодатели опираются на представленные документы. Мы можем говорить, были ли деньги потрачены в соответствии с бюджетом или, допустим, были нарушения.
У нас, скажем, очень строгие требования к соблюдению структуры бюджета. Если, например, у организации в каком-то месте не хватило денег, и они просят со статьи на статью перевести, мы всегда запрашиваем основание, – почему. Допустим, деньги были заложены на печать, а они просят перевести на семинар. Но тогда мы задаемся вопросом: ведь если вы не напечатаете запланированные материалы, или брошюры и так далее, ваша целевая группа не получит информацию. Разрушится ткань проекта. Значит, НКО надо придумать, где взять недостающие деньги – найти, например, спонсора.
– Как понять, что не проекты-заявители, а сам грантовый конкурс и работа грантодателя были эффективны?
– Это очень большая задача, и мало кто это делает: нужно проводить оценку самой программы, включая тех, кто разрабатывал и тех, кто в ней участвовал. И это довольно профессиональная, и объемная, дорогая вещь.
Если этот грант от частного фонда, то он сам делает для себя оценку, то есть фактически отчитывается сам перед собой. А если это был грант от фонда местного сообщества (а грантодатель эти деньги собрал, аккумулировал ресурсы от сообщества), – он перед ним отвечает за эти деньги. Поэтому такой фонд всегда ведет постоянную оценочную деятельность.
Допустим, такой фонд может управлять именным проектом. Скажем, есть бизнесмен Василий Петров, к которому все время ходят и просят деньги, но отказать всегда не просто, а ресурсов не хватает, чтобы всем помочь.. В этом случае он может в фонде местного сообщества (ФМС) открыть свой именной фонд. И отправлять своих просителей туда. Фонд в этом случае становится управляющим и отчитывается перед его создателем.
Обычно работу грантовой программы оценивает тот, кто ее разрабатывал и принимал по ней решение. Но нужна и внешняя оценка. В свою программу на протяжении всего, более чем десятилетнего периода, мы приглашали независимых экспертов, даже международных. В последний раз, когда мы это делали, в 2014 году , по результатам мы опубликовали доклад «Местная филантропия национального значения». Это стоит денег и далеко не каждый донор это делает, но мы делаем.
Ошибки грантозаявителей
– Каковы наиболее частые ошибки заявителей в грантовых заявках, в отчетности, в коммуникации с грантодателем?
– Мне кажется, первая ошибка – заявители недооценивают или неправильно оценивают задачи конкурса. У каждого конкурса и у каждой программы, свои рамки. Поэтому заявитель должен понимать, каковы цели грантовой программы, зачем в нее вкладываются ресурсы, что грантодатель ждет от участника. Часто же организации просто подают заявки, не вдумываясь.
Еще одна типичная ошибка – завышенные бюджеты в заявке. Даже не потому, что просят много денег – а потому, что хотят их потратить недостаточно эффективным образом. Они закладывают неэффективные статьи расходов.
Вот недавно я оценивала один из проектов. Крупная общественная организация написала заявку, и очень была обижена, что не получила грант. Но что у них было в бюджете? Какую задачу они хотели решить? Устраивать праздники, встречи, приемы – то есть нужны деньги на банкет, на мероприятие. Но кто же будет давать грант на банкет? Уж точно не в рамках программ, которые ориентированы на решение социальных проблем.
Или я часто видела проекты, когда, например, в бюджете пишется: у нас спонсором выступает такой-то крупный театр, устраивает благотворительные спектакли для ветеранов труда, войны, района и так далее. И в бюджете пишут, что они этому спонсору заплатят за билеты. Непонятно, это спонсорство или, возможно, партнерские, дружеские отношения и деньги ни причем?
И вот такие вещи – те самые «бантики», на которые просят довольно значительные деньги. Без бантиков тоже ведь не обойдешься, они тоже иногда нужны. Но не корзина с бантами. Не за счет государственных денег.
– Есть какие-то ошибки с точки зрения выбора основного направления, на которое организация хочет получить грант?
– Да, очень много случаев, когда организации распыляются, просят гранты на разные программы. У организации должна быть миссия. НКО будет успешна, если соответствует этой миссии.
А есть некие профессиональные просители, которым просто деньги собрать. Хотите – на детей, хотите – на стариков, хотите – на лыжные гонки попросят. На что угодно. Такие заявители могут летний лагерь организовать, зимний лагерь организовать, или поход – это организаторы, менеджеры, но это не организация.
Этика
– На грантовый конкурс могут быть поданы тысячи заявок. Как при этом соблюсти объективность? Как грантополучателям убедиться, что их правильно оценили?
– Грантодатель собирает экспертов и прежде всего следит, что бы у экспертов не было конфликта интересов. Эксперт подписывает соглашение, что если выясняется, что он связан с организацией-заявителем, то он ее не оценивает. Это уже дело порядочности и репутации. Репутационные риски – это всегда очень чувствительная тема.
– Элемент договоренности или коррупции отсутствует?
– Обычно есть несколько систем отсева. Первая ступень – техническая: заявитель не представил необходимые документы, опоздал, неправильно оформил и так далее. Это решает технический персонал, допуская или не допуская заявку на конкурс. Затем формируется экспертный совет. Мы, как правило, друг друга не знаем, не знаем, кто оценивает конкретную заявку. Заявку читает как минимум три эксперта. Бывают сложности, когда один эксперт, скажем, оценивает очень жестко, а другой ставит мягкие оценки. Это приходится нивелировать. Некоторые грантодатели проводят тестирование среди экспертов, но далеко не каждый это делает.
После получения экспертных оценок заявки рейтингуются. И здесь тоже происходит отбор. Грантодатель смотрит: допустим, есть три миллиона, а у нас хороших заявок, с высоким рейтингом, на четыре миллиона. Всегда грантодатель стоит перед выбором. Либо пожертвовать отличными проектами и поддержать только тех, кто попадает в эти три миллиона. Либо еще раз посмотреть проекты и скорректировать бюджеты, там, где это приемлемо. Но это увеличивает нагрузку на программу и экспертов. И обязательно должно быть зафиксировано в положении о грантовой программе заранее.
После экспертов (их данные никогда не раскрываются) все решает конкурсная комиссия, она рассматривает список прошедших отбор заявок.
– А судьи кто? Как подбираются эксперты? И получают ли они зарплату за свою работу?
– Бывает по-разному. Недавно я, скажем, работала экспертом для двух регионов, но бесплатно, как волонтер. Мне хотелось помочь, и это носило обучающий характер, потому что у меня гораздо больше опыта, чем у тех экспертов, которые там работали. Но как правило, крупные доноры такую работу все-таки оплачивают.
Кто вообще становится экспертом? За много лет уже сформировано экспертное сообщество в России. Как правило, приглашаются люди, которые уже обладают необходимыми компетенциями. Бывает, что экспертами выступают лидеры общественных организаций, которые обладают опытом разработки и реализации проектов.
Эксперт, во-первых, знакомится с политикой конкурса, с задачами, стоят перед программой, с набором критериев, по которым он должен оценивать заявки. Некоторые конкурсы настолько перегружены индикаторами, критериями, вопросами, на которые должен ответить эксперт, что это сумасшедшая работа.
– Есть ли общие правила игры, какой-то кодекс эксперта?
– Главный кодекс эксперта — это его репутация
Перед началом работы, как я говорила, эксперт подписывает заявление об отсутствии конфликта интересов. Я уже много лет занимаюсь разработкой различных конкурсов и грантовых программ. В какой-то момент, примерно в 2002 году, несколько грант-менеджеров и экспертов ведущих фондов поняли, что возникла ситуация, когда стали активно развиваться различные программы с использованием грантовых конкурсов. Это программы корпораций, региональные и муниципальные конкурсы, стали появляться частные фонды.
А знаний, как это сделать правильно и профессионально, как минимум, не достаточно, и не хватает специалистов. То есть определился запрос на подготовку таких специалистов, разработку стандартных процедур и правил организации и проведения конкурсов.
И тогда мы, группа грант-менеджеров энтузиастов, создали Российскую школу грант-менеджеров. Задача Школы не только сформулировать основные правила грантмейкинга, но попытаться сформулировать базовые основы и кодекс новой профессии. Школа работала 4 года. Тогда у нас было очень много слушателей, от представителей некоммерческих организаций до муниципальных служащих и представителей корпораций.
Мы разрабатывали вместе с юристами, какой должен быть обязательный пакет документов, как формировать экспертный совет, что бы не было конфликта интересов. Думаю, мы можем гордиться тем, что тогда сумели заложить основы новой профессии, сформулировать основные принципы создания грантовых программ.
Обиды
— Если грантодатель дает деньги хорошо зарекомендовавшим себя и развивающимся грантополучателям, то ведь получается, что он поддерживает одни и те же НКО? Это дает простор критикам: опять этим дали, а нам не дали. Вы знаете, что так происходит после каждого конкурса…
– А это, опять же, уже искусство планирования грантовых программ. Конечно, сильные организации умеют писать заявки, они точно знают, как правильно выстроить проект. Но если у нас не будет номинации для маленьких, если мы не разделим сильные и начинающие НКО, то к сильным маленькие никогда и не подтянутся.
– А как вы оцениваете недовольство результатами конкурсов – это ревность? Есть ли в этом недовольстве хоть какая-то объективность? И вообще – может ли быть, что грантодатель пристрастен?
– Недовольные есть всегда. Есть победители и те, кто не получил финансирование.
На своих семинарах, лекциях, мастер-классах я всегда говорю: ребята, вы же понимаете, конкурс есть конкурс, вам никто не обязан, вы можете его выиграть, а можете проиграть. Возьмите те же музыкальные конкурсы, да любые. Сегодня я лауреат, занял первое место, а на следующем не прошел в финал. Любой конкурс – это вызов.
И мне кажется, что для организации это тоже хорошая школа. Раз попробовали, два попробовали, и, кстати, хорошо, если они получают обратную связь, в чем были недоработки или ошибки.
Черный список и доска почета
– Могут быть у грантодателя какие-то «черные» списки грантозаявителей? Допустим, они просят средства на что-то несерьезное, или каждый раз неправильно составляют заявки, или делают еще какие-то ошибки?
– Сейчас этого меньше, но раньше такая практика была у некоторых фондов. Пока у нас в России были международные гранты, некоторые доноры вели такие «черные списки». Я не могу сказать, что они обменивались активно этими списками. Но с организацией, если она проштрафилась, неправильно потратила ресурсы и так далее, – с ней прекращали иметь дело.
То есть в такие списки попадали те, кто допускал нарушения в использовании грантовых средств или не представлял отчет.
Финансирование может быть как пожертвование или выдача субсидий, а может быть за счет государственных средств. Отчетность в этом варианте жесткая. И если фонд-оператор видит, что неправильно израсходованы ресурсы, он вправе вмешаться, и я знаю случаи, когда был запрос на возврат денег, потому что это государственные средства.
– А есть, наоборот, у грантодателя «призовые скакуны», гордость, такие прекрасные грантозаявители, которыми потом можно гордиться?
– Мне кажется, когда ресурсы гранта правильно использованы, без всяких нарушений, и есть хороший результат, – и у каждого отдельно, и общий результат – это есть предмет гордости. Я, например, горжусь каждым, кто у нас участвовал в программе развития фондов местных сообществ.
Например, есть очень сильные фонды, которыми можно гордиться, потому что они стали профессиональными организациями, и даже операторами крупных корпоративных, частных фондов или государственных программ по выделению субсидий в регионах. Такие фонды зарекомендовали себя как профессиональные экспертные организации, способные не только вести конкурс, но проводить мониторинг, оценку, готовить экспертов и так далее.
А есть и маленькие организации, которыми хочется гордиться.
Вот к нам на конкурс как-то пришел проект в номинацию старт-ап из маленького поселка городского типа с замечательным названием Пряжа –это в Карелии, недалеко от Петрозаводска.
Там образовалась инициативная группа людей. В какой-то момент некоторым из них показалось, что как-то увядает все – то ли уехать отсюда, место сменить, работу, жизнь.
А потом эти люди вдруг посмотрели вокруг себя и увидели, что вообще-то к ним приезжают люди из других регионов, например, из Санкт-Петербурга, еще откуда-то, открывают свое дело. И вот тогда пришло понимание, что в Пряже есть нечто такое, что привлекает. Тогда они решили посмотреть, что может быть интересным, что может стать точкой развития и встретиться с этими людьми, которые приехали. Вместе придумали массу интересных проектов.
В итоге сейчас там совершенно замечательный фонд местного сообщества. Они, например, создали мастерскую, стали восстанавливать местные ремесла. Развивают социальное предпринимательство. Появился в поселке каток – не у государства деньги стали просить, а люди сами собрали средства и построили. Сейчас делают сквер. У нас они получили грант как старт-ап.
Та же деревня Сорокино, про которую я рассказывала, – тоже грантозаявитель, которым можно гордиться. Они были старт-апом, теперь получили грант по развитию ремесел в фонде Тимченко. То есть сельский фонд местного сообщества стал заметной ячейкой в культурной мозаике на карте России.
Грантодатель не просто поддерживает и развивает проекты и организации. Вокруг грантополучателей развиваются люди, формируется новый тип ответственных отношений. Мне кажется, что это и есть самое важное в развитии грантовых программ.
В рамках проекта благотворительной помощи жителям Донбасса, пострадавшим от войны, Папа Римский Франциск сделал свой вклад из личного фонда в сумме 5 миллионов евро. Эти средства будут добавлены к помощи, собранной по инициативе Папы во всех римо-католических храмах Европы и греко-католических церквях Украины 24 апреля. Украинские государственные структуры не привлечены к процессу сбора и распределения средств.
Спикер Ватикана Федерико Ломбарди озвучил примерный размер благотворительной помощи, собранной по инициативе Папы Римского Франциска для граждан Украины, пострадавших от войны на Донбассе. Сумма составляет порядка «нескольких миллионов евро».