Не так давно было проведено исследование «Отношение к благотворительности в России». Его результаты говорят сами за себя: взрослых в России готовы спасать в пятую очередь после детей, стариков, животных и экологических проектов.

Пару лет назад серьезно заболел один журналист. Профессионал был, какой человек – не знаю. Знаю только, что деньги на его лечение собирали долго и трудно. И не собрали: отклик в соцсетях был минимальным. В лицо тем, кто призывал помочь, конечно, ничего не говорили, но за спиной перешептывались: здоровенный мужик — сам не мог на свое лечение заработать? Попадались и другие, куда более резкие комментарии, но и их появление не удивляет.

Поражает другое. Мы, россияне, с трудом, но почти привыкли к мысли, что можно жертвовать на больных детей, оказавшихся в трудной ситуации стариков, беспризорных животных. В то же время беды, проблемы, болезни взрослых, состоявшихся людей оставляют всех равнодушными и не находят никакого отклика. Буквально. Не так давно Добро Mail.Ru совместно с фондом «Общественное мнение» (ФОМ) провели исследование «Отношение к благотворительности в России», его результаты говорят сами за себя: взрослых в России готовы спасать в пятую очередь. Если останутся деньги, силы, возможность и желание после детей, стариков, животных. И даже экологических проектов.

«Исследование проводилось в виде репрезентативного телефонного опроса россиян и работы с онлайн-фокус-группами, состоявшими из людей, попадавших в сложные жизненные ситуации, имеющих опыт оказания помощи детям и старикам и не обладающих таким опытом. Респонденты для телефонного опроса выбирались случайным образом для формирования репрезентативной выборки. Наша задача состояла в том, чтобы оценить отношение к проблеме в РФ в целом, поэтому в опросе участвовали респонденты из разных регионов России «, — рассказала о проекте руководитель проекта Добро Mail.Ru Александра Бабкина.

Если точнее, репрезентативная выборка показала, что на 533 респондентов приходится два человека, готовых хотя бы подумать о возможности помочь взрослым. Такое соотношение называется статистической погрешностью. Так что, если кто-то из читателей этой статьи вспомнит, что он помог взрослому, он может считать себя причисленным к категории «погрешность».

Детей (особенно сирот) и пожилых выбирают для помощи, поскольку им сочувствуют не только из-за финансовой необеспеченности, но и из-за социальных проблем. Дело в том, что в обществе бытует установка, которую принято называть «стереотип беспомощности» детей и пожилых людей.

И мало кто задумывается, что те же самые преграды: одиночество, отсутствие социальных связей, изоляция от социальных институтов или равнодушие государственных институтов – встают и перед средним возрастом. В результате те немногочисленные благотворительные фонды, в уставе которых значится оказание помощи взрослым, испытывают огромные трудности и малопопулярны. Общество, готовое помочь китам, белым тиграм, проголосовать за очистку воды или собрать денег больному малышу, индифферентно к взрослому работоспособному человеку.

Озвучить проблему – полдела или всего лишь треть. Свою задачу Александра Бабкина видит в изменении ситуации. Она уверена, что это возможно. Ее уверенность базируется на том факте, что после этого исследования 88% опрошенных признались — теперь они допускают возможность оказания помощи незнакомым тяжелобольным или с инвалидностью взрослым. «Мы видим позитивную динамику, все больше людей помогают. Особенно это характерно для благотворительности в интернете. Рост пожертвований на Добре Mail.Ru в 2015-ом году составил 32%. Пользователи стали помогать взрослым в три раза активнее, чем в прошлом году. Однако, если говорить о населении России в целом и оффлайн-аудитории, здесь изменения происходят значительно медленнее».

Чтобы прояснить ситуацию и понять, можно ли ее изменить, мы с Александрой решили обратиться за помощью к директорам благотворительных фондов, специализирующихся на оказании помощи взрослым. Помочь согласились исполнительный директор фонда поддержки слепоглухих «Со-единение» Татьяна Константинова, директор фонда помощи взрослым «Живой» Виктория Агаджанова, глава по развитию фонда «ОРБИ» Екатерина Милова и руководитель фонда борьбы с лейкемией Анастасия Кафланова.

В первую очередь нас интересовало, можно ли преодолеть «стереотип беспомощности» детей, пожилых и животных, равно как и «стереотип самодостаточности и самостоятельности» взрослых. Неожиданный взгляд на этот вопрос оказался у Екатерины Миловой: «Мне кажется это останется навсегда. В принципе дети, пожилые люди и животные действительно беспомощнее взрослых в обычной жизни. Но, когда человек серьезно заболевает, даже взрослый и самостоятельный, он зачастую превращается в ребенка. Люди после инсульта не могут самостоятельно есть, сидеть. Их кормят с ложечки, моют, учат заново ходить и говорить».

Однако благотворители признали, что изменить ситуацию можно. Только произойдет это не сразу, «потому что закладывается с детства, вместе с установками, что старикам и детям надо уступать место в транспорте, помогать нести тяжести, быть снисходительными к их слабостям. Это воспитание и это нормально», — уверена Анастасия Кафланова. «Чем больше мы будем говорить о необходимости помощи взрослым, тем меньше стереотипов на эту тему останется у людей», продолжила ее мысль Виктория Агаджанова. У Татьяны Константиновой даже есть «рецепт реформы»: «Не убирая этот стереотип, а заменяя его на другой – помощь может понадобиться всем. И, кстати, если говорить о беспомощности детей, то тут мы косвенно, не осознавая того, имеем беспомощность взрослых – родителей этого ребенка и его окружения».

Несмотря на то, что с каждым из директоров мы говорили отдельно, они будто бы продолжали мысль друг друга. О привитии новых установок подрастающему поколению рассказала Анастатия Кафланова: «За ребенка у нас очень долго все решали, не позволяя ему быть самостоятельной личностью, не особо считаясь с его точкой зрения, а потом в 18 лет вдруг ему заявляли, что он взрослый и теперь сам должен все решать. Только в последние годы родители стали менять свое отношение к воспитанию детей с самого рождения. Эти дети вырастут другими. Они будут больше уважать личность другого, видеть в нем человека, а не критерии. Дети, которым не навязывали стереотипы, будут понимать, что, таких как он, надо поддерживать. Что помощь в трудную минуту нужна просто потому, что человек без другого человека не может существовать».

Чтобы понять, что происходит, мы вернулись на 15 лет назад, поскольку на первый взгляд ситуация с оказанием помощи взрослым напомнила ту, что была тогда в детской благотворительности. Оказалось, что у Татьяны Константиновой есть данные, не дающие повода для оптимизма: «Детям помогали всегда, пусть и не столь массово. Взрослые же не просто невидимки для доноров, зачастую просьбы о помощи от взрослых вызывают негодование и раздражение». А Виктория Агаджанова с прискорбием отметила, что «даже если реализуются волонтерские программы в вузах и в компаниях и говорится о социальной ответственности, под этими словами понимается помощь детям, животным или эко-проекты». Но, конечно, ситуации похожи. С единственной разницей, что сегодня «мы пытаемся раздвинуть границы, расширить их, а первые фонды просто их пробивали. Так что у них работа была серьезнее и тяжелее», — отметила Анастасия Кафланова..

А Екатерина Милова добавила, что «ситуация меняется к лучшему, но очень медленно. Первые наши проекты в 2014 году со взрослыми на Добро.мейл.ру собирали максимум 100 тысяч (средняя стоимость реабилитаций после инсульта 300 тысяч рублей), а в этом году мы собираем и по 150 тысяч и даже побили рекорд в 319 547 тысяч! Но это исключительно благодаря тяжелому кропотливому труду большой команды».

Не смотря на то, что во «взрослой» благотворительности ситуация стабильно критическая, очевидно, что в целом она прочно укоренилась в жизни общества. И многочисленные фонды разработали механизмы преодоления апатии и безразличия общества к благотворительности. Мы задались вопросом, можно ли перенять наработанный опыт, использовать его.

Виктория Агаджанова призналась, что 15 лет назад была студенткой «и про благотворительность только читала. Но, по ощущениям, это была игра в прятки с черным котом в темной комнате. Никто не знал наверняка, как и что нужно делать. Первые крупные серьезные фонды старались (и стараются) ориентироваться на какие-то нюансы работы западных фондов».

Эту мысль подтвердила и Татьяна Конастантинова: «Часть фондов, чьи сотрудники были более развиты и имели возможность подсмотреть и проанализировать зарубежный опыт, стали применять уже существующие механизмы преодоления безразличия и апатии. Часть действовала по наитию и нашла какие-то свои «штучки». Ситуация не развивалась линейно. Да, эти методы и сейчас подходят. Роль приглашенной звезды, на мой взгляд, должна быть не воздействием большого человека на благо маленького. Взрослые люди должны показывать свою уязвимость».

А Екатерина Милова добавила: «Благотворительность такая же сфера жизни, как любая другая, и она должна быть профессиональной. Мало быть просто добрым человеком. Конечно, не маловажную роль сыграли и продолжают играть звезды Чулпан Хаматова, Константин Хабенский, Ингеборга Дапкунайте, Татьяна Лазарева — своим авторитетом и работой в благотворительности они сделали очень много для роста доверия».

Мы также постарались очертить круг проблем, которые решаются труднее всего. Исходя из своего опыта, Александра Бабкина считает, что самое сложное «найти помощь взрослому мужчине, который тяжело заболел или в результате травмы оказался беспомощным».

Причину Анастасия Кафланова видит в том, что «одной из глобальных проблем в нашей стране остается адресная, но несистемная помощь. Люди готовы помогать конкретному человеку, видя его глаза, зная его фамилию и историю жизни, но не готовы жертвовать на системные изменения. Тогда как на Западе все убедились: только системные изменения могут кардинально менять ситуацию».

У фонда «Живой» в эту категорию попали «онкологические заболевания, травмы и их последствия и системные заболевания, требующие длительного лечения». Для «ОРБИ» «проблемные зоны — это профилактика заболеваний. Ведь есть заболевания, в том числе к ним относится и инсульт, которые можно предотвратить. Или, зная симптомы, снизить тяжесть последствий. Люди это понимают, говорят, что наше дело важное и нужное — но жертвовать на это не готовы». А Татьяна Константинова добавила к списку «создание в стране реестра доноров костного мозга. Сбор средств для проживания в больших городах людей, ожидающих донорские органы. И пересадку взрослых сердец за рубежом, в тех странах, где ситуация с получением донорского сердца обстоит лучше, чем в России».

Одной из целей исследования было выяснение, что мешает россиянам помогать взрослым. Оказалось, что одна из главных причин — недоверие. В этом вопросе представители благотворительных фондов сошлись на том, что исправить ситуацию может максимальная открытость в делах, готовность к проверкам и постоянная просветительская работа на всех доступных площадках: в СМИ, в интернете, на семинарах, встречах, деловых ужинах. В школах и вузах. Не менее важна и обратная связь от пациентов и от фонда, то донорам спокойнее пережить момент расставания с деньгами – потому что они видят не текст сбора средств, а человека. Идеальный вариант, когда фонд рассказывает реальные истории своих подопечных на протяжении всего пути, а потом пациенты становятся волонтерами фонда. Конечно, большую роль играют opinion maker’ы – звезды, политики, общественные деятели, готовые взять на себя ответственность и заявить, что вот этому фонду стоить доверять. Как правило, они входят в попечительский совет или становятся лицом и именем фонда.

Мы обсудили с директорами фондов и изменения настроения общества в отношении благотворительности. Они уверены, что настроения постоянно меняются и их необходимо учитывать, поскольку от этого зависит схема организации помощи и сборы на конкретных людей. Стало больше доверия, меньше идолопоклонничества. А преодолевать недоверие помогают прозрачность фондов и их постоянные ответы как финансовые, так и смысловые.

Часто слышно, что из самых спорных, сомнительных пунктов работы фондов – социальная реклама, поскольку она никак не помогает? Однако благотворители уверены, что она работает и неплохо. По словам Татьяны Константиновой, самый убедительный пример того, что социальная реклама работает, «встраивание смс-сборов в популярные телевизионные шоу. Это и реклама, и пропаганда, и фандрайзинг». «Социальная реклама очень нужна. На данный момент наружной социальной рекламы практически не видно. Ее очень не хватает. Самые прекрасные кейсы – это инфографика Добро Mail.ru о подарках в детские дома и инфографика фонда ОРБИ о признаках инсульта. Они были в метро, на остановках общественного транспорта – везде. И люди читали и узнавали» – признала Виктория Агаджанова. А Екатерина Милова напомнила о социальной рекламе «фонда «Вера» в Москве, который долгим кропотливым трудом добился помощи тем, кого нельзя вылечить. Эту социальную рекламу знают все, и она продолжает работать».

Наметив стратегию на ближайшее будущее, оставалось лишь выяснить, кто будет заниматься не рутинной работой, но и изменением отношения общества к «взрослой» благотворительности. Не секрет, что у фондов не хватает финансирования на полноценный штат сотрудников, при этом в России сложилась ситуация, когда практически невозможно волонтерство, принятое во всем мире: имея свободное время и деньги, люди посвящают их благотворительности.

Руководители благотворительных фондов видят причины для оптимизма. Как заметила Екатерина Милова, «волонтерство только на пути становления и развития. Мне часто приходится объяснять людям, что сотрудники фонда — это не волонтеры, а профессионалы, работающие и получающие зарплату. А волонтеры помогают фонду удобным для них способом: в организации мероприятия, поучаствовав в забеге, консультируя pro bono (юристы, дизайнеры, программисты), закупая продукты подопечному фонда, просто общаясь с человеком в трудной жизненной ситуации. Про эти способы важно все время говорить, а иногда выслушивать людей: как они могли бы и хотели бы помочь и подбирать волонтерский труд под них. И начинать надо со школ».

Очевидно, что этот вопрос не впервые на повестке дня у фондов, потому что Виктория Агаджанова практически продолжила: «Человек на зарплате – не волонтер! Этой формулировкой – про проценты, зарплату, вознаграждения – очень активно и охотно пользуются мошенники. Фонд может (и многие стараются это делать) отблагодарить своих волонтеров, премировав их билетами в театр (которые достаются фонду бесплатно) или на какие-то закрытые мероприятия, выдать грамоту. Но зарплата – это не про волонтеров. Я считаю, что работа по привлечению волонтеров должна вестись с младших классов. В этом году я провела в школе у дочери-первоклассницы уроки доброты и волонтерства. И сейчас у меня есть пять 8-летних волонтеров, которые пекут пряники, печенья, куличи, рисуют, лепят, разукрашивают и продают свои работы в пользу нашего фонда».

Анастасия Кафланова также готова поспорить: «Волонтеры безвозмездно помогают деньгами, ресурсами, своим временем. У нас в фонде широко развито интеллектуальное волонтерство. Помимо физических лиц, нам безвозмездно помогают и корпоративные волонтеры. Они не перечисляют деньги, но помогают делом, своими силами и возможностями, своими контактами и совместными проектами. Они способствуют развитию фонда, повышению лояльности их аудитории, развитию новых направлений и повышению того самого доверия к фондам».

А Татьяна Константинова подытожила: «Если не случится каких-то серьезных катаклизмов в стране, и развитие благотворительности будет идти в той же, что и сейчас, парадигме, мы придем к тому, что волонтерство распространится широко, массово и в самой правильной форме».