Эвтаназия – это эвфемизм. По-русски — самоубийство

Все мы вместе, все человечество во главе с Христом, живем общей жизнью, а потому те страдания, которые происходят с кем-то в отдельности, воздействуют на всех остальных

Фото с сайта lexpress.fr

Весь мир поражен заявлением чемпионки Паралимпийских игр 2012 года Марики Вервут бельгийская легкоатлетка сообщила, что размышляет о возможности эвтаназии, и уже подготовила для этого все необходимые документы. 37-летняя спортсменка страдает прогрессирующим неизлечимым заболеванием.

Комментирует миссионер, автор блога СвященникОтвечает.рф, иеромонах Макарий (Маркиш):

Был ли самоубийцей Христос?

2016-05-08-1462673027_6Иеромонах Макарий (Маркиш). Фото: new.vk.com/p_m_makarios

«Эвтаназия — это эвфемизм, который появился в результате утраты нами трезвости мысли. Мы пытаемся смягчить смысл некоторых наших действий, называя их другими словами, звучащими, может быть, более умно или красиво. Но в русском языке есть слово, называющее это явление: самоубийство.

Несколько лет назад в городе Бастони (США), где я жил, при храме был церковный дом для пожилых людей. Там была старушка (90 лет), у которой уже не осталось родных, и она пришла в этот церковный дом, так как мечтала умереть вблизи храма. Так и случилось.

Она умерла, священник в этот момент был подле нее и уже прочитал отходную молитву, когда медики приехали зафиксировать смерть.

И вдруг выяснилось, что она «не совсем» умерла: что есть возможность отвезти ее в больницу, подключить к каким-то аппаратам и формально продлить ей жизнь.

Священник молил Бога, чтобы ее не мучили, а дали умереть спокойно.

Конечно, в этом случае ни о какой эвтаназии речи нет. Эвтаназия – это совсем не то же самое, что отказ от излишних медицинских процедур. Это очень важный момент, который нужно осознать: когда у человека, например, последняя стадия рака, и ему предлагают потратить кучу времени и денег на попытки ухватиться за крошечный шанс, который продлит его мучительную жизнь на несколько месяцев, — его отказ можно понять. Человек принимает свою смерть: что есть, то есть, выше головы не прыгнешь. Это совсем не эвтаназия. Этот подход вполне здравый и христианский.

А когда молодая женщина выигрывает в спортивных состязаниях, а значит, есть жизненные силы — это совсем другое дело. Очень важно отделить эти два случая.

Есть и третий аспект.

Кто-то мог бы сказать: ведь Христос знал, что Его распнут, но все равно шел на это и не сопротивлялся. Не самоубийство ли Он совершил?

Разумеется, нет. Любой солдат, который идет на войну защищать своих близких, знает, что может погибнуть. Он надеется, что останется в живых, но идет на смерть и принимает ее. Люди менее разумные, чем он, называют это самоубийством. Разница здесь в намерении, в акте воли, который совершает человек, а не в форме страдания, которую он принимает.

Если человек идет на неизбежную смерть, исходя из любви к своей земле, к Богу, к ближнему, — он им отдает свою жизнь, а не прекращает ее.

И тогда он праведник, а не самоубийца. Если же человек делает это, исходя из своего взгляда на ситуацию, он поступает своевольно.

Люди смотрят на тяжелую ситуацию по-разному, в зависимости от своих религиозных взглядов и верований, — но реальность жизни и смерти, тем не менее, для всех одна. Все остальное — наносное, надстроенное, исчезает в этот момент перехода.

Смерть и жизнь — эта граница, которая отрезвляет нас. Если человек играет в шахматы или шашки – он может сам устанавливать себе правила. А когда он живет или умирает, правила существуют помимо него. И мы должны принять реальность. Все благочестивые идеи разбиваются о смерть.

Мы живем друг для друга

Часто оправданием эвтаназии считается «гуманизм»: якобы, человек не хочет, чтобы страдали его родные и близкие, ухаживая за ним. В наш просвещенный век всему можно найти оправдание. Если человек сам решает, что его близким тяжело за ним ухаживать и, никого не спросив, решает сброситься с 20-го этажа, то с этой позиции его не собьешь.

Но если человек спросит себя, кто он и что делает на этой земле, что делают окружающие его люди, его близкие на этой земле, — он поймет, что

мы живем друг для друга. Чтобы научиться помогать друг другу, научиться любить друг друга, чтобы хоть что-то сделать друг для друга.

И родственникам неизлечимо больного может быть дан такой шанс – явить свою любовь. В терпении, в утешении своего близкого, в доказательство того, что он им дорог и здоровый, и больной, что они его любят и в горе, и в радости. Ох как опасно лишать людей этого шанса.

Почему Бог допускает страдания

Для ответа на этот вопрос у меня есть три соображения:

Первое. В жизни любого человека есть страдания, неудовлетворенности, боль. Да, степень страдания и боли разная, но факт на лицо. И если мы решаем, что страдания неприемлемы, то можем сделать вывод, что и жизнь тоже неприемлема, что сделали некоторые философы XX века. То же самое в буддизме: жизнь есть страдание, и задача человека это страдание пресечь.

Но не в христианстве. Христианство совершенно иначе смотрит на жизнь и смерть. В христианстве страдание – это часть жизни. Это данность, факт. Человек волен это принять или отвергнуть. Если он отвергает страдания как часть жизни, жизнь превращается в суррогат, становится «не настоящей». Если принимает, Бог может помочь — если захочет человек — преобразить и нести эти страдания.

Второе. Человек живет среди других людей. То, что происходит со мной, — напрямую касается окружающих меня людей и Самого Христа.

Когда говорят: «Потерпи ради Господа» — кажется, звучит глупо. А на самом деле это не так!

Мое страдание – это в какой-то мере приобщение к страданиям Самого Христа на кресте, приобщение к Его реальности. Все мы вместе, все человечество во главе с Христом, живем общей жизнью, а потому те страдания, которые происходят с кем-то в отдельности, воздействуют на всех остальных.

Даже так: эту женщину из Бельгии мы лично не знаем. Она не подозревает о нашем существовании. Но мы здесь, в России, о ней говорим! Пишем, слышим, рассуждаем, — значит, ее жизнь или смерть нам не безразлична! Значит, ее поступки влияют на нас! Ее отвага или поражение играют роль в нашей жизни.

Мы можем принять Христа, а можем отказаться. Никакой механической связи здесь нет – но есть некий голос, некая протянутая рука. Сострадание почти равноценно любви! А Бог есть любовь. Значит,

ваше страдание – это ваша протянутая рука к моему состраданию, а мое сострадание – это путь к моему спасению и нашему общему благу.

Третье. Самое важное: жизнь не заканчивается ни земным страданием, ни смертью. Когда маленького ребенка ведут к доктору, чтобы тот сделал ему укол, — он боится, плачет, кричит, вырывается – он абсолютно уверен, что это высшая степень страдания. Но любящая мама все равно ведет его на этот укол. И когда ребенок взрослеет, он понимает, что жизнь на этом не заканчивается, что это просто этап, лечение, которое на самом деле несет благо.

Врач лечит больного так, как нужно именно этому больному: одного он лечит от аппендицита, другого — от туберкулеза. Потому средства лечения у каждого разные. То же происходит и с нашей душой. Говорят, Господь дает по силам. Мне кажется, правильнее сказать, по необходимости.

Мы не знаем, что будет после нашей смерти, потому что вечность – это не после. Бог живет вне времени, душа человека живет вне времени. Что происходит с душой человека после смерти – это вне нашего «знания». Мы знаем только «руководящие принципы», которым мы должны следовать, чтобы наша вечность была плодотворной.

«Кольорові посилки» – новий соціальний проект «Нової пошти» і УББ

«Кольорові посилки» – новий соціальний проект «Нової пошти» і УББ

Щоб у сиріт було майбутнє, їм слід впорядкувати своє минуле. Для цього клієнти провідної служби доставки в Україні малюватимуть, обиратимуть дизайн кольорових посилок – і таким чином подарують дітям розумні фотоальбоми, а сектору благодійності – системний партнерський проект. 

«О, кума!» – актор Володимир Горянський відклав пензля, щоб привітатися з Ольгою Сумською. Актриса не наважилася розмальовувати «Кольорові посилки» самотужки, натомість принесла малюнки доньки і обклеїла ними коробку посилки. Але правилами це не заборонено, тож філософські малюнки молодшої доні акторів Ольги Сумської та Віталія Борисюка також потраплять на конкурс.

Зірковою арт-подією стартував благодійний проект на користь вихованців дитбудинків

4 серпня 2016 року в галереї столичного АртПричалу компанія «Нова пошта» і Українська біржа благодійності влаштували мистецьку події, і таким чином дали старт соціальному проекту «Кольорові посилки». Гостями події стали художники Матвій Вайсберг, Арсен Савадов, Юрій Вакуленко і брати Юдіни, зірки шоу-бізнесу – Alloise, Андрій Кравчук, Віталій Козловський, гурт «Анна-Марія», Анна Добриднєва, Рената Штіфель. Усі вони долучилися до доброї справи – власноруч створювали дизайни коробок «Нова пошта», які стануть основою проекту. Подію відвідали також голова Фундації Дарини Жолдак та співачка Саша Кольцова, письменниця Лада Лузіна, дизайнерка Юлія Магдич, міс-Україна 2015 Христина Столока, шоумени Андрій Джеджула, В’ячеслав Соломка, Сергій Комаровський та дует Володимира Мойсеєнка і Володимира Данильця, телеведучий Олег Панюта.

Усі вони долучилися до доброї справи – власноруч створювали дизайни коробок «Нова пошта», які стануть основою проекту. Гості приходили з дітьми – і тоді в хід ішли олівці, фломастери, фарби та різнокольорові балончики для графіті.

Суть проекту «Кольорові посилки»

Кожен бажаючий може створити авторський дизайн коробки «Нова пошта» в онлайн-конструкторі на сайті colorbox.novaposhta.ua. Всі малюнки візьмуть участь у конкурсі. В результаті відкритого голосування буде обрано 4 дизайни-переможці, які прикрасять спеціальну серію коробок «Нова пошта». Компанія відраховуватиме по 1 гривні від продажу кожної з них на створення фотоальбомів для 2500 дітей-сиріт. Усім їм особисто «Нова пошта» доставить ці оригінальні подарунки наприкінці року.

Альбоми мають назву «Книга про мене». На думку психологів, дітям, що позбавлені батьківської турботи, потрібно мати власне сховище мрій, спогадів і вражень. Це важливо для їхньої самоідентифікації і формування особистості в майбутньому. В «Книгу про мене» можна вклеювати фото, вкладати пам’ятні речі, писати. За її допомогою можна навіть вчитися читати!

«Нова пошта» про благодійність

«Підхід компанії «Нова пошта» до благодійності полягає в тому, аби не просто фінансувати окремі ініціативи, а брати активну участь у подоланні соціальних проблем. Нам важливо робити вагомий внесок в рішення конкретної проблеми – чи то ліквідації наслідків воєнних дій, чи то нестачі книг у сільських бібліотеках. Саме тому, розробляючи механіку проекту «Кольорові посилки», ми хотіли, щоб наш сервіс став носієм доброї справи, і до акції могли долучитись всі наші клієнти.

З іншого боку, ми хочемо допомогти дітям, що позбавлені батьківської турботи, не лише зберігати спогади про дитинство, а й навіть вчитися читати. Власне, один із напрямків корпоративної соціальної відповідальності «Нова пошта» – це підтримка книгочитання в Україні. «Книга про мене» – це водночас фотоальбом, особистий щоденник та посібник. Спеціально розроблені матеріали, що міститимуться в альбомі, допоможуть дитині дошкільного віку разом з вихователем зробити перші кроки з самостійного читання.

Вибір партнера випав на Українську біржу благодійності як на одну з найавторитетніших організацій в Україні, що відома

безліччю реалізованих благодійних проектів», – прокоментувала Лілія Загребельна, PR директор компанії «Нова пошта».

Цілі «Кольорових посилок» – якими їх бачить Українська Біржа Благодійності

«Кожна дитина повинна мати історію, пам’ятати про себе маленького, бо тільки зберігаючи спогади про минуле, ми зможемо створити щасливе майбутнє. «Книга про мене» – це шанс для дитини, позбавленої батьківського піклування, не тільки зберегти дитячі спогади та фотографії, а ще й знайти родину. Потенційним батькам, завдяки Книзі, видається нагода краще пізнати дитину, зрозуміти її вподобання, познайомитися ближче», – розповіла Ірина Гуцал, директор Української Біржі Благодійності.

As Beach to Beacon race grows

The nonprofit TD Beach to Beacon 10K has become wildly popular as Maine’s largest road race. Registration for Saturday’s event, which drew more than 6,300 runners, filled in less than four minutes.

But while Beach to Beacon’s revenues have more than tripled over the past 15 years, its charitable contributions have declined as a percentage, according to an analysis by the Maine Sunday Telegram.

Beach to Beacon also paid more to race founder Joan Benoit Samuelson than it gave to charity in both 2013 and 2014, federal tax records show.

The race selects a different nonprofit youth organization each year to receive a $30,000 donation that is provided by the charitable arm of TD Bank. That amount has remained unchanged since 2000, even though race revenues jumped from $242,099 in 2000 to $926,967 in 2014, the most recent year of its tax filings.

Race officials emphasize that as the field has grown – there were almost twice as many runners Saturday as in 2000 – so has the expense of putting on the event. They add that the impact of Beach to Beacon cannot be measured by its annual donations alone.

“I think this race gives back more than any other race I’ve been associated with,” said race director Dave McGillivray. “The dollars may not be as big, but it shouldn’t always be about the money. It’s goodwill.”

Nonprofits are not required by federal law to give to charity, but many nonprofits that stage road races do. The 4 on the Fourth in Bridgton donated more than half of its revenue to charity in 2014. The Maine Track Club, which puts on the Maine Marathon and other races, gave 24 percent of its revenue to charity that year. The Falmouth Road Race in Massachusetts – an event that, like Beach to Beacon, features elite professional runners from all over the globe – gave 18 percent of its revenue to charity in 2014.

Even with TD’s beneficiary donation included, Beach to Beacon gave less than 4 percent of its revenue to charity in 2014 – compared to nearly 11 percent in 2002.

In 2014, TD Bank Beach to Beacon 10K Inc. dispensed $5,462 in charitable grants while paying $55,500 in compensation to board directors – including $50,000 to Samuelson. If the gift of $30,000 is included, the total charity given that year by Beach to Beacon was $35,462.

Beach to Beacon’s “Mission of Race,” as shown on a fact sheet on its website, is that it “supports a different Maine charity each year by providing a $30,000 donation from the TD Charitable Foundation.”

However, when asked what the Beach to Beacon’s purpose is, race president Mike Stone said: “Charitable support has always been an important part of the race, but it’s really the secondary goal of the event. Our primary mission is to put on a world-class road race.”

JOANIE’S RACE

Samuelson is the chairwoman of Beach to Beacon’s 12-member board of directors. For most runners and spectators, the Cape Elizabeth native and 1984 Olympic marathon gold medalist is the embodiment of the annual race. She began receiving a salary from the race in 2013.

“All I can say is it’s a labor of love,” Samuelson said. “It’s part of my livelihood.”

According to board member David Weatherbie, the race president from 1998 to 2013, Samuelson was paid by the race sponsor before 2013. Samuelson was a paid spokeswoman for Peoples Heritage Bank, the original race sponsor. TD Bank stopped using celebrity representatives in 2012, according to Judith Schmidt, its vice president/head of corporate media relations.

“From the race’s perspective, Joanie plays such a key role in the TD Beach to Beacon,” Weatherbie said. “She’s the face of the race. When you put that together with her stature as a worldwide running icon, and how her involvement is vital to maintain sponsorships and drawing elite athletes, her value to the race is far more than the compensation she receives.”

Often referred to as “Joanie’s Race,” Beach to Beacon is supported by loyal runners who return year after year, approximately 850 volunteers and over 50 companies. The race lists 10 major “corporate sponsors” and also has categories for prize sponsors, race sponsors and corporate race supporters. The Portland Press Herald/Maine Sunday Telegram is a corporate race supporter.

In 2014, 34.4 percent of the race’s revenue came from entry fees ($319,240) and 64.4 percent ($597,537) from contributions and gifts, including $206,800 worth of donated food, beverages, medical supplies, T-shirts and gift cards. The remaining 1.1 percent ($10,190) came from “other receipts.” The value of donated goods are also credited to the race’s expense ledger, which totaled $881,422 in 2014.

Other board directors who receive compensation are secretary and volunteer coordinator Maya Cohen ($4,000) and registration coordinator Angela Best ($1,500).

McGillivray, the race director, was paid a $58,000 management fee in 2014 as an on-site consultant. His company, DMSE, handles logistics for races around the world, including the Boston Marathon. DMSE also received $79,697 from Beach to Beacon.

BENEFIT TO CHARITIES

One key charitable component to the Beach to Beacon is its practice of allowing past race beneficiaries to purchase up to 25 race registration bibs as fundraising tools for their own organizations. The current year’s beneficiary is given 25 bibs free of charge, and can buy up to 25more.

Money raised by those charities is not factored into Beach to Beacon’s financial statement.

The 2016 beneficiary is Westbrook-based nonprofit My Place Teen Center, which provides after-school assistance for over 550 at-risk youths. MPTC receives the $30,000 gift from the TD Charitable Foundation.

Donna Dwyer, the president and CEO of My Place Teen Center, said her organization expects to raise an additional $20,000 this year and will take advantage of the race bib program next year. Dwyer said she was “proud, honored and grateful” to be associated with Beach to Beacon.

“The TD Beach to Beacon family embraces our family and they say, ‘Yes, yes, we will help,’ ” Dwyer said.

Big Brothers Big Sisters of Southern Maine was the race’s first beneficiary in 1998. It takes advantage of the race entry program to raise an average of $10,000 per year.

“We try to have 20 bibs and we ask our volunteers to raise at least $500, which does always help with our bottom line,” said Sue Rowan, the development director at Big Brothers Big Sisters. “It costs us a little over $1,000 for every match that we have between an adult and a child. We’re helping at least 10 children a year to improve their lives by having a positive adult mentor.”

In 2012, Beach to Beacon conducted a survey of its past beneficiaries to determine continued fundraising. The survey showed beneficiaries combined to raise $134,300 in 2012 and $116,750 in 2011, with most coming from the bib-number program. Those figures have likely grown since each year a new Maine-based charity is added to the beneficiary list.

“If the race goes away, that all goes away, too,” McGillivray said. “Maybe the race itself isn’t writing a bunch of big checks, but because of the race a lot of groups benefit.”

COMPARING RACES

The New Balance Falmouth Road Race in Falmouth, Massachusetts, is older (now in its 44th year), longer (7 miles) and larger (12,800 runners) than Beach to Beacon.

In many other ways the two prestigious New England races are comparable.

Both are run by 501(c)(3) nonprofit organizations, have courses with oceanside views, major corporate sponsorship and August race dates. They both offer significant prize money for elite athletes ($10,000 to the first-place man and woman). They also have sold-out fields and McGillivray as the race director.

None of Falmouth’s seven board directors are paid, but the race does have salaried staff members. McGillivray’s DMSE was paid $269,323 for race management in 2014.

The biggest distinction between the races is that Falmouth Road Race actively pursues a policy of raising money for multiple local charities.

“And, we’re putting on an elite-level road race,” said Scott Ghelfi, president of the Falmouth Road Race.

In 2014 the Falmouth Road Race donated $271,352, or 18.4 percent of its reported revenue of $1,477,382. That represented a significant increase over its 2012 charitable donation of $65,607.

“We hired a sponsorship coordinator to go out and sell sponsorships and she did a great job and we expanded our Numbers for Nonprofits program,” Ghelfi said.

Falmouth now sells numbers at a premium price of $175 to about 100 nonprofits. This year 2,505 charity bibs were sold for the Aug. 21 race, generating $275,550, said Jennifer Edwards, the race’s general manager. The participating nonprofits’ fundraising is separate from the race’s finances. In 2015, nonprofits affiliated with Falmouth reported raising a combined $3.4 million.

In 2014, Beach to Beacon donated $5,462, or 0.59 percent, of its $926,967 total revenue. Those funds come from voluntary fees paid by runners who chose to make an additional donation at the time of entry. Neither the $30,000 annual grant from the TD Charitable Foundation nor any money raised by present or past beneficiaries through the race number program is part of Beach to Beacon’s financial statement.

Stone, the race’s president, was asked if Beach to Beacon is ready to look at ways to increase its charitable contribution.

“I think it’s something that we are certainly willing to take a look at, possibly discussing,” he said.

AN EXPENSIVE BEACON

For many runners, Beach to Beacon has become a destination road race.

“It’s the best race, the most fun, the one I look forward to each year,” said Cathy Brophy, 56, of Stratham, New Hampshire, who finished her fourth Beach to Beacon on Saturday. “It’s because you’re running the route that Joanie Samuelson ran, the whole community comes out. It becomes something to put on your calendar.”

But it costs money to put on an event like Beach to Beacon. In 2014 the race had expenses of $881,422, for a net gain of $45,545. In 2013, the race claimed a loss of $16,905.

“It’s important to note that a significant portion of the increased revenues are used to offset our expenses and over time our expenses have risen because the race has grown,” Stone said.

He said infrastructure costs for items such as equipment rental, supplies and “simple things like portable toilets” have increased. For example, the 2014 equipment rental fee of $157,677 was $110,000 more than it was in 2002. Other 2014 expenses that were at least twice as much as in 2002 included celebrations for volunteers and sponsors, travel costs (primarily for elite athletes), and security and parking. Since 2011, the race has paid a $25,000 user’s fee to Fort Williams Park, site of the finish and post-race activities.

Another relatively new cost is a consulting fee to help increase the race’s sustainability.

“There is a huge emphasis on ‘greening’ the race,” Stone said. “That has become an important part. (In 2014) we achieved Gold status from the Council for Responsible Sport. This year we’re looking at a goal of the highest level of Evergreen status.”

Race weekend includes a kids’ fun run and, new this year, a mile race for Maine high school runners. As those features grow, so do their associated costs.

“For our volunteer recognition we used to do a little cookout after the race. Now it’s a full-blown volunteer recognition and our volunteers have doubled,” Weatherbie said.

Stone said is important for Beach to Beacon to stay true to putting on a “world-class” race.

“That’s the important function that we have maintained,” Stone said. “It’s a premier event for the state of Maine, for the community. That’s our primary goal.”

На что не стыдно попросить со всего мира: опрос семей

Уже привычным стало просить деньги на дорогие операции, лекарства, инвалидные кресла. Но приемлемо ли собирать всем миром деньги на повседневные нужды? Мы провели опрос и услышали разные мнения

Фото с сайта incolors.club

В жизни любой семьи может случиться экстренная ситуация, с которой невозможно справиться в одиночку. Во все времена в таких случаях обращались за помощью в мир, к людям. А что, если возникает нужда в том, что не является первой необходимостью, но собственных средств не хватает? Например, если нужны деньги на поездку в отпуск для многодетной семьи — прилично ли в подобных случаях просить у людей?

На какие цели этично просить деньги?

Александра Чуповская, одна воспитывает сына, эколог, 35 лет:

— Бесспорно, мало, что может сравниться с ценностью человеческой жизни. Поэтому сравнивать важность дорогостоящей операции и покупки планшета ребенку нелепо.

Но ведь и жить как на войне, — не умираем, значит, ничего и не надо, тоже невозможно.

У людей есть потребности, не только связанные с выживанием. Так что попросить, на мой взгляд, можно на что угодно, на то, в чем нуждается семья. А дальше только даритель вправе решать, готов ли он вкладывать средства в то, что не спасает, но улучшает качество жизни тех, кто нуждается.

Вероника Малышева, мама 4 детей, медицинский работник, 39 лет:

Фото с сайта womma.org

— Приемлемо просить деньги только на лечение. Без всего остального можно и обойтись. Жить нужно по средствам, а если этих средств не хватает, значит, пока придется смириться и выстроить свой образ жизни без этого.

Просить у людей решить твои бытовые проблемы не то чтобы стыдно, скорее странно. Для меня значительно более правильно рассчитывать на себя и на те льготы, которые предоставляет государство. Причем совсем не нужно, чтобы государство взяло нас на полное обеспечение, кормило, везде пускало бесплатно, достаточно скидок. Если такая помощь организована разумно, то и обращаться к людям через соцсети и благотворительные фонды не понадобится.

Евгений Малышев, папа 4 детей, тренер, 40 лет:

— Не вижу ничего плохого в том, чтобы люди, которые хотят участвовать в жизни других и могут это сделать, помогали нуждающимся семьям и давали деньги именно на то, что нужно. Но вот вопрос: что, если эти средства, потраченные на отдых или на компьютер, кому-то значительно нужнее? Нужнее для того, кто на грани жизни и смерти?

Кроме того, при таких «некритичных» просьбах всегда задаешь себе вопрос: в какой момент пора остановиться?

Предположим, я прошу на хороший образовательный лагерь для ребенка. Деньги успешно собраны. Но через некоторое время встает следующая проблема, скажем, ребенку нужен хороший планшет для занятий в компьютерном кружке. Снова просить? Где та грань, за которой просьба о действительно важном и непосильном для родителей превращается в лукавство?

Марат Шахин, папа 7-летнего Ивана, педагог, 40 лет:

— Я иногда думаю, обязательно ли собираемые средства должны быть «целевыми». Понимая все резоны сбора именно на конкретику, все-таки приходит мысль:

так ли уж важно содержание просьбы, если ты доверяешь просящему, если считаешь семью порядочной, разумной?

Почему бы не дать возможность самим решить, на что актуально потратить именно сейчас? Ведь есть семьи, в которых не хватает средств не на что-то одно, конкретное, а просто хронически не хватает, семьи, где живут трудно. Может быть, эти деньги будут потрачены на детские книжки или на поход на концерт, или отложены на «черный день» — какая разница?

Андрей Дя, папа 9 детей, врач, 43 года:

— У нас был такой случай: в нашем храме регулярно устраивают молебен, посвященный созданию семьи, после одного из таких молебнов было принято решение собрать деньги одной из многодетных семей. Идея состояла в том, чтобы средства пошли на то, что семья самостоятельно в ближайшее время не осилила бы, на то, что сделает жизнь семьи лучше, комфортнее. Выбрали нас.

Благодаря этим деньгам мы смогли купить новый холодильник, а оставшуюся сумму хотели вернуть. Но разговор зашел о том, кто и как у нас моет посуду. В результате люди, которые нам помогали, подумали, что неплохо бы на оставшиеся деньги купить посудомоечную машину. Это не была наша просьба, просто все так устроилось. Я понимаю людей, которые просят и ни в коем случае не осуждаю их.

Даша Дя, мама 9 детей, 39 лет:

— У нас есть потребности, без которых нам невозможно жить. Например, машина. Она есть, но ей уже 13 лет, и она постепенно разваливается. И все-таки просить денег на машину мне совесть не позволяет.

Такая же ситуация с дачным домом: конечно, у нас нет возможности его ремонтировать, да мы и перестали в него помещаться все вместе. Но у меня и на это не поднимется рука просить.

Бывают и такие случаи, когда другой выход найти сложно. Так, у нас одежда и обувь переходит от одного ребенка к другому, но

однажды зимняя обувь развалилась сразу у троих детей. Вот в таких неожиданных ситуациях и приходится просить.

Или, например, у нас площадь квартиры маленькая, дети часто болеют – если заболевает один, заражаются и другие.

Одно дело купить антибиотики одному ребенку, совсем другое – всей семье.

В любом случае, я думаю, что сумма, которую просит человек, должна быть не баснословной.

Валентина Никулина, мама 8 детей, инженер-связист, 43 года:

— Прежде всего, не стыдно попросить на лечение. У меня трое детей инвалиды, и я точно знаю, что лечение бывает таким дорогущим, что с протянутой рукой по миру пойдешь.

Кроме того, очень актуален сбор средств на решение жилищного вопроса. Причем было бы здорово не просить собрать деньги на улучшение жилищных условий, а организовать что-то вроде «кассы взаимопомощи» — например, сегодня собирают на жилье нашей семье, а завтра, когда понадобится помощь, мы поможем. У многих других народов именно так и принято поступать, ведь вместе всегда легче.

Татьяна Кулакова, мама троих детей, 37 лет:

— Просьба может быть разной, но важно, чтобы человек действительно нуждающимся был. Это может быть что-то для быта, например, транспорт. В сельской местности он особенно актуален. Я думаю, что лучше просить на что-то разовое, например, образование должно быть регулярным, а будут ли давать деньги постоянно, неизвестно – как тогда семья будет выкручиваться?

Гаянэ Багдасарян, мама 4 детей, финансовый контроллер, 37 лет:

— Говорят «Просите – и вам будет дано». Если человек просит, значит, он нуждается. Так что если есть что дать и кому принять, почему бы и нет?

Сергей Озарин, отец 11 детей, системный администратор, 35 лет:

— Думаю, что просить вполне этично на то, что нужно семье. Со всех сторон твердят, что для многодетных все бесплатно или скидки огромны, но по факту оказывается, что все не так просто. Вот представьте: мама у нас в декрете, я работаю в церковной организации. Для того, чтобы поехать, например, на море, нужно около 300 тысяч – собрать такую сумму нереально.

Без поездки на море, конечно, можно и пережить. Для меня более важен вопрос образования. Поэтому вот другой пример:

мы отдали наших мальчиков на хоккей, однако оплата формы, самих занятий…в общем, через год стало ясно, что не потянем.

Попробовали другой кружок – спортивную борьбу. Но тренер говорит: «Мне на бесплатные занятия выделен только час, а чтобы был результат, нужно три часа в неделю».

Пожалуй, единственное место, куда мы реально можем ходить все вместе бесплатно – это зоопарк.

Так что для того, чтобы поднять детей, помощь бывает нужна не только в ситуациях экстремальных, но и обычных жизненных.

Приемлемо ли для вас просить деньги на отдых?

Валентина Никулина, мама 8 детей, инженер-связист, 43 года:

— Я не стала бы просить на отдых. И не потому, что это неважно. Просто мы стараемся изыскивать необходимые на поездку средства самостоятельно, тщательно планируем бюджет, понемногу откладываем весь год. Я считаю, что то, сколько у нас детей – это наше серьезное решение, поэтому просить о сборе денег в бытовых ситуациях, с которыми трудно, но возможно, справиться самим, неправильно. Это при том, что мы получаем пособие по инвалидности и не считаемся малоимущими, так что на летний отдых детей, на лагеря, мы ни копейки не получаем.

И все-таки если я знаю, что есть шанс потянуть расходы самим, то зачем я буду ныть и просить. Тоже самое касается и дополнительного образования детей. Все наши дети при деле – занимаются в художественной школе, спортом, но и с этим пока удается справиться самим: я стараюсь находить варианты скидок, или оплачиваю в рассрочку, договариваюсь. На самом деле, даже в коммерческих организациях стараются идти на встречу. Однако я далека от осуждения тех, кто просит на бытовые нужды, ведь жизненных ситуаций огромное множество – как, например, выжить с детьми при потере кормильца?

Вероника Малышева, мама 4 детей, медицинский работник, 39 лет:

— Я бы точно не просила на отдых. Сейчас ситуация в нашей семье такова, что мы можем позволить себе только съездить куда-нибудь на пару дней с палаткой. Несомненно, хотелось бы отправиться на несколько недель к морю и обидно, что это невозможно сейчас. Ну что ж! Ничего – подождем. Аргумент, который недавно был в социальных сетях, о том, что «если собирать деньги на отдых, то и на лечение меньше понадобится», несостоятелен. Отдых – дело приятное, но честно говоря, с болезнями и лечением он связан косвенно.

Татьяна Кулакова, мама троих детей, 37 лет:

— Просьба – это искушение и для самого просящего –

нужно почувствовать и осознать, когда ты реально не справляешься, а когда уже просто облегчаешь себе жизнь за счет других людей.

Поэтому, наверное, можно попросить на какой-то скромный отпуск. Весь вопрос в мере.

Гаянэ Багдасарян, мама 4 детей, финансовый контроллер, 37 лет:

— Все же я бы не стала просить на отдых. Если это не вопрос жизни и смерти, я буду стараться искать другие способы решить проблему. Например, если мне нужен ноутбук, я не стану выяснять, у кого попросить, лучше попробую найти вариант заработать на него. Тем более что прекрасно понимаю выбор, перед которым стоит дающий – у него есть некоторая сумма и именно ему придется решить, отдать ее на чей-то ноутбук или на лечение тяжелобольного.

Даша Дя, мама 9 детей, 39 лет:

— Я не стала бы просить на отдых. Это слишком большие суммы. Мы были на море единственный раз и то каким-то промыслом Божьим, потому что следующий год был очень тяжелым, и, видимо, нам нужно было тогда отдохнуть. Больше мы не ездили ни разу.

Марат Шахин, папа 7-летнего Ивана, педагог, 40 лет:

— Единоразовая просьба, скажем, на отдых, не решает проблему кардинально. Собрали деньги на одну поездку – это хорошо. Но ведь каникулы-то каждый год. А значит, проблема будет вставать снова и снова.

Приходилось ли вам просить деньги? Какие чувства испытывали в такой ситуации?

Валентина Никулина, мама 8 детей, инженер-связист, 43 года:

— У меня совсем недавно был случай, когда пришлось обратиться в волонтерскую организацию, правда, не за деньгами – нужно было посидеть с самыми младшими. Очень порадовало, что достаточно было кинуть клич и люди откликнулись.

Мне не стыдно попросить, если я не справляюсь, потому что я точно знаю, что честна – не надумываю ситуацию, не преувеличиваю и не драматизирую, обращаюсь за помощью тогда, когда исчерпала все свои возможности.

Это честно.

Вероника Малышева, мама 4 детей, медицинский работник, 39 лет:

— Я совсем не умею просить.

Наверное, это и гордость, и страх – не хочется, чтобы тебя обсуждали за спиной.

Да и как я попрошу, например, на отпуск на месяц за границей, зная, что есть и те, кто на неделю в ближайшее Подмосковье не может детей вывезти? И еще мне кажется, что если человек тебя знает, видит твою ситуацию и хочет помочь, то поможет без просьб. В нашей жизни так бывало.

Наталья, мама троих детей, воспитатель семейного детского сада, 25 лет:

— Когда обращалась за помощью к друзьям, чувствовала себя вполне нормально. А вот выкладывать просьбу на сайт…вряд ли я бы на это пошла. Во-первых, не любую ситуацию хочется открывать перед всеми, а во-вторых, есть страх осуждения.

В России вообще не сформирована культура просьбы. Считается, что попросить, значит, унизиться, расписаться в полной своей несостоятельности.

Более того, даже сами просящие порой презирают самих себя, считают и себя и других просящих чуть ли не маргиналами.

У нас принято обращаться за помощью к родственникам, и это понятно, но ведь если следовать православной традиции, то и прихожане одного храма, и вообще люди – это братья и сестры, а значит, просить не зазорно.

Даша Дя, мама 9 детей, 39 лет:

— Просить безумно, невозможно трудно, приходится перешагивать через себя.

Люди волей неволей смотрят на твою ситуацию со своей стороны и думают приблизительно так: «Если бы я получала столько, мне бы на все хватало, а они просто не умеют расходовать деньги».

Я и сама раньше так думала. Неприятно, когда тебя просчитывают и говорят, что вы живете не по средствам. Люди просто не были в такой ситуации.

Сергей Озарин, отец 11 детей, системный администратор, 35 лет:

— Один наш ребенок нездоров. Когда мы узнали об этом, испытывали только шок. Больше не было никаких чувств. Нам не пришлось просить о помощи, просто узнав о том, что случилось, даже не спрашивая нас, для нашего ребенка собрали деньги. Конечно, мы чувствовали огромную признательность и благодарность. Затем понадобилась реабилитация, требующая больших финансовых вливаний – в этой ситуации пришлось просить самому – сначала мучила мысль «кого волнует моя проблема?», я испытывал смущение, но знаете,

когда понимаешь, что твой ребенок может остаться в состоянии полной обездвиженности, уже не до того, чтобы копаться в собственных чувствах.

Гаянэ Багдасарян, мама 4 детей, финансовый контроллер, 37 лет:

— Я не попадала в ситуации, когда приходилось просить, чаще была на стороне дающего. С деньгами расставалась легко, помогала. Сейчас, когда уровень достатка снизился, перейти на сторону просящего мне довольно трудно. Все-таки для меня лучше работать, где угодно, затянуть пояса, чем просить. Единственное, если бы что-то действительно плохое случилось с близкими, конечно, я бы стучала во все двери.

Татьяна Кулакова, мама троих детей, 37 лет:

— Здесь и страх показаться неудачником, и гордыня, и другие чувства.

Сначала, когда друзья предлагали детские вещи, я и сама думала: «Как это они смеют мне предлагать поношенную одежду?! Они что же – думают, что я нищая?»

К третьему ребенку я расслабилась, все эти мысли ушли, и я стала понимать, что друзья правы – дети растут быстро и выбрасывать одежду глупо.

Андрей Дя, папа 9 детей, врач, 43 года:

— В нашей жизни была ситуация, когда сразу пятерым из наших детей понадобились очки. Приходится идти просить, и стесняешься, и все равно идешь, потому что надо. Когда деваться некуда, уже не на своих чувствах концентрируешься, а на том, что других вариантов нет.

Почему некоторые люди даже в критических ситуациях не могут попросить о помощи?

Сергей Озарин, отец 11 детей, системный администратор, 35 лет:

— Кто-то боится косых взглядов и неслучайно.

Например, есть родители  на занятиях в детском спортивном кружке, которые презирают нас за то, что мы не можем отправить детей на спортивные сборы.

Бывает, что пугает бюрократизм – достаточно сложно получить бумаги с обоснованием для сбора средств, получается, что по знакомым и друзьям собрать проще.

Александра Чуповская, одна воспитывает сына, эколог, 35 лет:

— Просить не стыдно, просить страшно.

Страшно, что осудят, что обязательно найдется тот, кто злобно скажет: «Надо было думать раньше – зачем рожали, зачем разводились? Почему не предусмотрели?»

Хотя я думаю, что прежде, чем осуждать человека, надо пройти его путь. Кроме того, есть ситуации, в которых нельзя не попросить.

Если человек серьезно болен, не использовать абсолютно все возможности просто преступление! Тут уже уходят на второй план все аргументы «против», и страх, и стеснение, и обида.

Марат Шахин, папа 7-летнего Ивана, педагог, 40 лет:

— Когда речь идет о благополучии семьи, это не только об отношениях, атмосфере, любви. Это и о материальном благополучии тоже. И получается, когда просишь, приходится признать свою, пусть и частичную, неблагополучность. А это тревожно. И тяжело. Наверное, поэтому хочется как-то до последнего трепыхаться и не просить.

10 Current Athletes Who Are Ridiculously Charitable

It’s all too easy to focus on the negatives in sports when so many athletes boast ridiculously charitable personalities outside of competition.

Yes, there are destroyed cell phones, suspensions, fights, questionable conditions at international sporting events and plenty more going wrong in the sporting realm.

But there’s also charity, both of the monetary and time kind. There are men and women using the salary or stature of their position to better the world in one way or another, whether it’s working with children or the disadvantaged, and regardless of praise or folks even realizing it’s happening.

Here are the current athletes who go above and beyond the call with their charitable ways.

Ronda Rousey


Mark Lennihan/Associated Press

Ronda Rousey fell out of the global spotlight at UFC 193 when she took the unexpected knockout loss at the hands of Holly Holm.

Said loss doesn’t mean Rousey should remain invisible from the headlines.

Rousey is an important figure in the world of charity because of her foundation which donates money to Didi Hirsch 501c3, helping their work in mental health services. She’s also worked in the Free Rice Campaign and started the Gompers Judo program in 2009.

Her stature in the sporting world unquestioned, Rousey continues to commit to key societal issues daily.

Michael Phelps


Matt Slocum/Associated Press

Michael Phelps is busy combating the waters in Rio, but his charitable journey continues every day after starting in 2008.

It’s hard to forget Phelps reeled in a historic eight gold medals at the 2008 Olympic Games in Beijing, but it’s easier to forget he threw down some of his major financial gains on charity.

Indeed, Phelps took a $1 million bonus from a sponsor and created his own foundation, which to this day works with children.

Phelps also invests time, as All Charities-Count captured:

#michaelphelps #makeawish My Wish: Michael Phelps – ESPN Video http://t.co/0vGgIB2Prk

— All Charities-Count (@All_Charity_Ct) July 22, 2015

A global icon, Phelps helps lead the way when it comes to exemplary charitable actions.

Russell Wilson


Elaine Thompson/Associated Press

Go ahead, do a Google search with the terms “Russell Wilson Hospital” and click images.

Wilson spends a huge amount of his free time visiting children at Seattle Children’s Hospital, and that’s just the tip of the proverbial iceberg for the Seattle Seahawks quarterback.

The “Why Not You” foundation supports various children’s causes, he’s a national ambassador for the Charles Ray III Diabetes Association and his “Invested with Russell” raises money for local charities.

From a football standpoint, Russell does his part with the Russell Wilson Passing Academy in various cities.

Wilson commits the time and money like few others.

Neymar


Eraldo Peres/Associated Press

Also a global icon, footballer Neymar doesn’t shy away from helping out around the world.

The 24-year-old FC Barcelona and Brazil national team star has helped fight against Ebola, helps bring clean water to Brazil and commits plenty of his free time to children, such as in the recent post here:

According to ESPN.com’s Dermot Corrigan, the The Instituto Projeto Neymar Jr. takes in 2,400 local disadvantaged children.

“The love I get from the kids, the conversations we have…it gives me strength to return to Barcelona and keep running after more trophies,” Neymar said, per Corrigan. “It makes me really happy to do something for these kids and their families.”

Eli Manning


Seth Wenig/Associated Press

Albeit somewhat quietly, New York Giants quarterback Eli Manning has always ranked among the most charitable names in the sporting world.

Manning has donated $1 million to Ole Miss in the past, but the biggest chunk of his work comes through the Eli Manning Children’s Clinic.

NJ.com’s Nick Powell provided the staggering context: “The Giants quarterback raised nearly $3 million over a five year-period from 2007 to 2012 to build his Eli Manning Children’s Clinic in Mississippi, which provides outpatient care to more than 75,000 children each year.”

Like Wilson, Manning is also a major advocate for children’s charities, another feather in the cap for a player who makes it his mission to help others off the field.

Ndamukong Suh


Lynne Sladky/Associated Press

One of the most polarizing players on any field, Miami Dolphins defensive lineman Ndamukong Suh is one of the most charitable off it.

Suh donated a ridiculous $2.6 million to Nebraska in 2011, also throwing a cool $250,000 to his high school in 2013.

Other than throwing large sums of cash at programs, Suh’s foundation website lists plenty of notables surrounding his off-field work. The Ndamukong Suh Family Foundation has worked to help provide children with school supplies, offered scholarships and committed to attendance programs.

One of the most expensive players in the NFL (he’s sitting on a $114 million deal, per Spotrac), it might not sound like Suh’s taking a major hit. But that misses the point entirely—he’s doing more than most.

Serena Williams


Elise Amendola/Associated Press

Serena Williams’ charitable endeavors continue alongside her on-court efforts.

It’s 2016 and the tennis legend might be 34 years old, but she reached the finals of the Australian Open and French Open this year before taking home the victory at Wimbledon, giving her two in a row and seven on her career.

The long career means plenty of charity opportunities for the global sensation, too. Williams is a UNICEF Goodwill Ambassador who has helped build schools in Africa, she’s fought against breast cancer and with UNICEF helps promote access to education for children in Asia.

Williams’ involvement in charitable causes is borderline exhausting, which is a good thing. At Look to the Stars, she’s listed with 12 different charities and countless causes. It’s easy to see her impact off the court won’t falter regardless of her performance on it.

John Cena

While some might classify it as more entertainment than sport, there’s no denying the physical conditioning and functional strength of WWE wrestlers, and there’s absolutely zero questioning John Cena’s rank as one of the most charitable athletes in the world.

Cena is not only the most-requested athlete in the Make-A-Wish Foundation, he’s blown everyone else out of the water, granting more than 500 wishes to date.

Always versatile, Cena has also played an important role over the years with the Susan G. Komen organization to raise funds and awareness for breast cancer. In 2014, he acted as the Grand Marshal for the 2014 Susan G. Komen Global Race for the Cure.

For a guy committed to WWE’s year-round schedule, hosting award shows and acting, to name a few of his pursuits, Cena’s continued committal to charitable work is one of the world’s leading sporting examples.

LeBron James


Chris Pizzello/Associated Press

Few commit a full-court press to helping educate children the way LeBron James does.

Remember the Decision? What folks choose not to recall is the fact the program raised $3 million for charity.

And that’s just the beginning.

The LeBron James Family Foundation focuses on children, with James dropping in the neighborhood of $41 million in 2015 to send 1,100 kids to school. He took to Twitter to endorse the program:

Every single kid who finish my program will go to college for FREE! #Tryingtomakeadifference @LJFamFoundation

— LeBron James (@KingJames) August 13, 2015

James also used the spotlight of the 2016 ESPYs Awards to speak out on race relations and interactions with the police in the United States.

Long story short, James has a vast, deep interest in using the game of basketball to improve the world around what is merely a game.

Cristiano Ronaldo


Martin Meissner/Associated Press

Cristiano Ronaldo gets the major headlines for his charity work, though oftentimes a lot of what he does goes unnoticed.

As for the headline-grabbing stuff, the Real Madrid star just donated his entire Champions League bonus, €600,000, to charity. He’s also the guy who made waves for donating $83,000 to fund a 10-year-old child’s brain surgery.

Back in 2014, Kevin Baxter of the Los Angeles Times chronicles more of Ronaldo’s efforts, some globally known, others kept previously under the radar:

When he won a libel suit against a British tabloid in 2008 he donated the money to a charity in the Portuguese archipelago where he was born. And a year later he gave more than $165,000 to fund a cancer center at the Portuguese hospital that treated his mother.

In the last two years alone he paid for a 9-year-old cancer patient to receive pioneering treatment in an attempt to save his life and became an international spokesman for two global campaigns addressing childhood hunger and obesity and another aimed at conserving biodiversity.

It’s almost easier to name what Ronaldo hasn’t done. He’s helped fight various natural disasters, he sold the golden boot he won in 2011 for charity and became Save the Children’s new Global Artist Ambassador.

All are impressive feats, with one thing about Ronaldo’s work clearest of all—he’s just getting started.

Рак как причина бега по потолку: 4 совета тем, кто узнал о страшном диагнозе

Примерно год назад я активно бегал по потолку, узнав, что близкому человеку поставили онкологический диагноз

Фото с сайта crosswalk.com

Точнее, бегать я начал примерно полтора года назад – два попадания в больницу, плохое самочувствие, нежелание идти к врачу и сдавать анализы. Я звонил друзьям, читал медицинские статьи в интернете, одолевал вопросами нескольких врачей, просил молитв, но при этом жил, как во сне.

Первый онколог предложил несколько курсов химеотерапии за полгода, второй, после еще одного обследования, операцию.

Для химии нужны били деньги и сиделка для ухода за близким человеком во время и после лечения, операция предполагала удаление совсем не бесполезного органа. В общем, я бы не хотел никого ставить в ситуацию такого выбора.

Самым страшным был момент принятия решения и ожидания результатов.

Вообще, в такой ситуации ты думаешь не о деньгах. У меня есть несколько знакомых и друзей, которые работают в благотворительных фондах, есть просто друзья, к которым можно было обратиться за помощью, но никто из них не мог бы ускорить или замедлить время.

К счастью, в интернете я прочитал, что это онкологическое заболевание отличается медленным течением с хорошим прогнозом. Это чудесные слова, которыми можно утешать других людей. С собой не получается.

С утра до вечера ты работаешь, живешь, иногда молишься, но при этом активно летаешь в районе потолка. Ситуация непростая, учитывая, что твоих «спортивных тараканов» не следует в больших количествах обрушивать на человека, которому и нужно делать выбор.

Ему тоже страшно, он не хочет быть беспомощной обузой, хочет знать, что его будут любить в любом состоянии и при этом за ним ухаживать. Еще он боится врачей и откладывает визит к ним в надежде, что «все само рассосется».

Кстати, отдельная благодарность врачам, говорившим со мной достаточно откровенно, не приукрашивая ситуации и не сгущая красок. Так гораздо легче принимать какие-то решения, чем после рассказов о том, что у близкого человека просто серьезная болезнь.

К моменту, когда было принято решение об операции, мой бег по потолку вступил в гиперактивную фазу. В «Фейсбуке» и по телефону я окончательно достал друзей своей паранойей и вопросами: «а вдруг врачи что-то скрывают, и все гораздо серьезнее», «как человек будет жить без органа», «а может уже пора собирать много-много денег для лечения заграницей»?

Потом была операция и постепенное возвращение надежды. Сперва ты видишь, как человек отходит от наркоза, делает первые шаги, возвращается домой. Потом ты понимаешь, что успешная операция – это только начало.

Нужно постоянно сдавать анализы, наблюдаться у врачей и корректировать лечение. При этом нужно помнить о том, что близкий человек, как и я сам, не очень любит очереди в поликлинике, сдачу анализов, консультации у врачей и ощущение собственной слабости.

Теперь я бегаю по потолку только по ночам и не каждый день. Вот хорошие результаты первого анализа, вот второго, вот близкий человек наконец-то занялся другими проблемами со здоровьем, вот он стал лучше ходить, вот в августе будет новая консультация.

По счастью, сейчас у меня уже прошла жесткая паранойя, я перестал все время подозревать, что врачи ошибаются, анализы в лаборатории теряются, а близкого человека и меня вместе с ним обманывают.

Я не могу сказать, что эта история со счастливым концом. Она еще продолжается. Я не могу давать советов людям, попавшим в похожую ситуацию, кроме, пожалуй, четырех.

1. Деньги – не самая главная проблема. Сто долларов или сто тысяч долларов –это очень важно, но гораздо важнее понять, что вокруг тебя живут другие люди, что существуют хорошие больницы и хорошие врачи. В такой ситуации важнее такое странное слово как «удача». Вот ее надо «приманивать» любыми средствами – хорошим настроем, молитвой, даже осознанием собственной слабости. Разумеется, я не могу сказать, почему нам попались хорошие врачи и хорошая больница. Не могу дать рецептов по ее поиску. Можно прочитать отзывы в интернете, спросить врачей, друзей, знакомых, но это все равно не стопроцентная гарантия.

2. Важно помнить, что врачи – тоже люди. Они устают, ошибаются, совершают подвиги, не любят, когда от них ждут чуда. Среди них тоже встречаются гады (мне почти не попадались), поэтому важно узнать второе, а иногда и третье мнение независимого специалиста.

3. Рак – очень, очень, очень серьезный диагноз. Многие люди умирают от него, но типов рака много, и врачи спасают очень многих больных даже с большими опухолями.

4. Ну и последнее. Ходите к врачу, делайте обследования, сдавайте анализы, и делайте это как можно раньше. Не доводите ситуацию до катастрофической. Сходите в поликлинику до попадания в больницу. Поверьте, там еще есть хорошие врачи. И боритесь за себя и своих близких.

Продукты для олимпийцев в Рио-де-Жанейро отдадут беднякам

Ресторан, в котором малоимущие жители города во время Олимпийских и Паралимпийских игр смогут поужинать совершенно бесплатно, открылся в Рио-де-Жанейро

Как сообщил интернет-портал UOL, работа этого заведения будет обеспечиваться за счет благотворительных организаций и излишков продуктов, закупленных для участников соревнований, пишет ТАСС.

Авторы идеи узнали, что часть товаров, которые закупаются для ресторана Олимпийской деревни, уничтожается не из-за плохого качества, а потому что поварам они просто не понадобились в таком количестве.

«Мы сделали все возможное, чтобы договориться с поставщиками о доставке излишков в наш ресторан. Когда я узнал, что каждый день с заводов уходят 120 грузовиков еды, но 20 из них возвращаются, и их содержимое сжигают, это стало моим наваждением. Мы выступаем против расточительности, это первая цель проекта. Вторая – борьба с голодом, ведь мы предоставим людям достойную пищу», – сказал Давид Герц, один из инициаторов проекта.

Для создания качественных блюд были приглашены 45 шеф- поваров со всей планеты. Один из них – итальянец Массимо Боттура – работает в заведении, которое британский журнал «Ресторан» (Restaurant) признал лучшим в мире. Количество еды будет достаточным для того, чтобы накормить 108 человек ежедневно. Право на бесплатный ужин получат те бразильцы, которые получают помощь общественных организаций как малоимущие.

Герц убежден, что кормить гостей в его ресторане будут гораздо лучше, чем в олимпийской деревне – в последние дни многие спортсмены жаловались на однообразную и плохо приготовленную пищу. «Я работал на Олимпиаде в Лондоне, и еда там была отличная. Парадокс в том, что во время Игр в Рио-де-Жанейро лучшие блюда будут подавать за пределами олимпийских объектов», – отметил он.

Во время соревнований в помещении ресторана пройдут лекции и мастер-классы по кулинарии. После завершения Паралимпийских игр там предполагается открыть курсы для временных сотрудников оргкомитетов спортивных мероприятий

Сеть АЗК WOG получила награду за социальную ответственность

Компания WOG давно приняла решение разделить с клиентами социальную ответственность для той части населения, которой сложно защитить себя.

В течении 11 лет благотворительной деятельности WOG перечислила на лечение маленьких пациентов больше 5 млн. грн., благодаря своим клиентам.

Компания WOG благодарна своим клиентам за то, что в нашем стремительном настоящем они находят в себе силы и желание помочь тем, кто в этом нуждается.

WOG, конечно, и в дальнейшем будем всячески этому способствовать. В частности, сейчас идет уже 12-я по счету всеукраинская акция «Дорога к сердцу», целью которой является сбор средств на приобретение новейшего медицинского оборудования для Центра детской кардиологии и кардиохирургии в Киеве и Первомайской больницы.

Уже собрано более 1 млн. грн. «Если раньше мы помогали конкретным людям, то сейчас наша помощь может достичь 10-20 тыс. человек только за первые 5 лет. Все, что нам необходимо сделать – предоставить средства, которыми делятся потребители на покупку оборудования.

Отмечу, что наши клиенты активно включаются в проект и делают добро, «голосуя» гривной за здоровье детей. Поэтому эта почетная награда принадлежит именно нашим клиентам, которыми мы очень гордимся», – говорит директор по маркетингу WOG Виталий Ткаченко.

Благотворительная акция «Дорога к сердцу» продолжается, поэтому не пренебрегайте возможностью помочь больным детским сердечкам.

Источник: © Autocentre.ua© Autocentre.ua
Каталог блогов

Караван счастливых историй

«Филантроп» публикует главу из книги «Караван счастливых историй», в которой Диана Машкова, руководитель клуба «Азбука приемной семьи» фонда «Арифметика добра», собрала истории 18 приемных семей и в том числе своей.

«Караван счастливых историй» — вторая книга Дианы Машковой об усыновлении, в 2014 году Диана написала роман «Если б не было тебя», основанный на реальных событиях: рассказала о собственном пути усыновления младшей дочери, это одна из первых в России художественных книг, посвящённых теме усыновления.

Диана Машкова, писатель, журналист, мама четверых детей, из которых трое приемных, — о своем пути к усыновлению, любви и сложностях адаптации.

«Классная девчонка, берем и бежим!»

Семья 2Диана Машкова со своей семьей

«Первый приемный ребенок появился в нашей семье в 2013 году. К тому времени мы с Денисом были женаты уже 17 лет, а кровной дочке Нэлле исполнилось 14. К усыновлению мы готовились целых семь лет. Долго мешали внутренние проблемы – страх не справиться, неуверенность в своих силах, банальные бытовые трудности – сначала нужно было самим повзрослеть, заработать на жизнь, обзавестись жильем, а потом уже принимать на себя ответственность за детей-сирот.

К тому же важно было о многом подумать, многое узнать. С распространенными мифами о «дурных генах» и «страшных болезнях» пришлось разбираться самостоятельно. Постепенно выяснили, что у подавляющего большинства детей в детских домах и домах ребенка стоит «задержка психического развития». Разобрались, откуда это берется. Оказалось, все очень просто — если младенец лишен привязанности, его не берут на руки, не выкладывают на животик, не купают в ванной, очень скоро по своим умениям он будет сильно отличаться от малыша, растущего на маминых руках. Депривация в учреждении успешно делает свое дело. И можно спокойно ставить «умственную отсталость», «олигофрению в степени дебильности» и другие диагнозы. Ребенок старшего возраста находится в детском доме в постоянном стрессе, он занят выживанием, поэтому не может сосредоточиться на учебе, на своем развитии, и, естественно, отстает. А педагогическая запущенность, в свою очередь, тоже нередко превращается в диагноз. В семье, при индивидуальном внимании к развитию ребенка, и ЗПР (задержка психического развития. – ред), и УО (умственная отсталость. – ред.) нередко удается снять. Что касается других заболеваний, генетических в том числе, они не реже встречаются и у «домашних» детей. Вопрос здесь только в компетенциях и ресурсах родителей. По поводу «дурных генов» мы тоже со временем пришли к простым выводам. В формировании генетического кода нового человека участвуют не только мама-папа, но и бесчисленные родственники с обеих сторон. Предугадать, какая именно информация ляжет в основу личности, невозможно. Гарантировать, что есть семьи, в которых никогда не было алкоголиков, а были сплошь академики, тоже нельзя. Значит, еще большой вопрос, что намешано в каждом из нас.

В 2012 году, после того как был принят «закон Димы Яковлева», мы с мужем, наконец, «дозрели» и записались в Школу приемных родителей. Тот период нашей жизни подробно описан в моей книге «Если б не было тебя». Там и о месяцах учебы, и о сомнениях, и о знакомстве с новыми людьми, и о встрече с ребенком. После курса ШПР, где мы постоянно слышали о том, что «все закладывается до трех лет», решили, что, наверное, нужно усыновлять ребенка помладше. Лет до пяти. И столкнулись с забавной ситуацией — большинство сотрудников органов опек отвечали на наш запрос коротко и ясно — «детей нет». Там, где удавалось пообщаться, нам объясняли, что в детских домах в основном подростки, и закрывали тему.

В Москве мы так и не получили ни одного направления на знакомство с ребенком, поэтому решили поехать в родные края. Объездили несколько городов и поселков, оставили везде копии заключения о возможности быть усыновителями. И спустя месяц, когда уже вернулись в Москву, нам позвонили. Предложили немедленно прилететь, чтобы познакомиться с девочкой. Маленькой Даше, нашей землячке, было всего два месяца.

Даша маленькая 3Даша «маленькая»

В тот же вечер мы купили билеты на всю семью, и полетели. При первой встрече с будущей дочкой ни у меня, ни у мужа никакой моментальной любви не случилось. Перед нами была крошечная девочка с круглым личиком и опухшими веками, совершенно на нас непохожая. По медицинской части хватало разных вопросов. Из кровных родителей известна была только мама, на месте папы в свидетельстве о рождении стоял прочерк. Нам рассказали, что у мамы уже довольно давно проблемы с алкоголем, Даша ее пятый ребенок, и ни одного она не смогла воспитывать сама — все дети в приемных семьях. Я никак не могла понять, есть у ребенка фетальный алкогольный синдром или мне просто мерещатся некоторые его признаки. Врачи, к которым мы поехали для независимого обследования, тоже ясности не внесли — «Никто не знает, как и что проявится в будущем. Кот в мешке».

Сомнения разрешила Нэлла, сказала: «Да классная же девчонка, моя сестренка! Берем и бежим». Так мы и сделали.

За что я невероятно благодарна старшей дочери. Кстати, мы никогда не скрывали от нее своих намерений усыновить. Нэлле было 7 лет, когда она впервые услышала о детских домах, детях без родителей. Тогда она сама и предложила: «Давайте всех заберем». Постоянно торопила нас с Денисом, спрашивала, когда же мы перейдем от разговоров к делу. Ей оказалось гораздо легче, чем нам, взрослым, принять идею усыновления. Ребенка не волновали вопросы генетики, наследственности, возможного несовпадения характеров, неизбежных изменений в жизни, ресурсов семьи. Она была любопытна и открыта всему новому. Для нашей дочери, к счастью, оказалось совершенно естественным делиться с другими детьми своими родителями, друзьями, домом и благополучием. Нэлла до сих пор всегда поддерживает нас с мужем в этом вопросе и говорит, что каждый новый ребенок в семье — это интересная и пока непрочитанная книга.

Одним словом, мы подписали согласие на удочерение Даши и нас отправили в Москву за недостающими документами для суда. Прежде чем улететь, мы попытались разыскать кровную маму Даши. Для себя должны были убедиться, что ситуация и правда безнадежна, что даже при помощи со стороны, которую мы могли оказать, она не сумеет воспитывать своих детей сама. Кроме того, хотели собрать хотя бы минимальную информацию – понимали, что когда Даша подрастет, она обязательно задаст нам вопрос о своих кровных родителях. К сожалению, встретиться нам не удалось. По адресу, где мама Даши была прописана, никто не знал, где ее искать. У нас остались в итоге только ее фамилия-имя-отчество, дата рождения и тот самый адрес.

17 сентября 2013 состоялся суд – этот день стал одним из самых важных в жизни нашей семьи. Сразу после заседания суда мы забрали Дашу, сели в поезд и поехали домой, в Москву. Так у нас и появилась потрясающая младшая дочка. Теперь отмечаем эту дату как семейный праздник, второй День Рождения Даши.

Все вопросы, которые были связаны со здоровьем, мы постепенно снимали – делали массажи, корректировали питание, уход, наблюдались у специалистов. И каждый маленький шажок вперед приносит громадную радость. Даша невероятно сообразительная, лучше всех знает, что и где в доме лежит, любит помогать по дому – то она с тряпкой, то посуду пытается мыть, то пылесосить. Я стараюсь поощрять ее природное любопытство и желание помочь. Раньше сама не подозревала, какое это счастье наблюдать за развитием маленького ребенка. Когда Нэлла была маленькой, мы как родители были еще совсем «зеленые», почти не умели наслаждаться общением с младенцем, да и материальные проблемы выбивали из колеи. С Дашей уже все иначе – нам как будто подарили вторую юность, только уже осознанную, зрелую. А любовь, о которой поначалу не было речи, постепенно пришла и стала невероятно сильной, крепкой. Сегодня я лично не представляю себе жизни без Даши, считаю ее абсолютно «своей», а временами совершенно забываю о том, что не сама ее родила.

Программа «выживание»

Постепенно мы с мужем пришли к выводу, что можем пытаться помочь и тем детям, у которых не так много шансов найти семью, как у малышей. Подросткам.

И познакомились с Дашей. Ей было почти тринадцать лет. В ней, как мне показалось с первого взгляда, был заложен огромный потенциал, которым она пока не пользовалась. Даша жила в детском доме с девяти лет, с того момента, когда ее мама попала в тюрьму. День разлуки стал для ребенка катастрофой. Любовь и привязанность у них очень сильная. Контакт с мамой Даша продолжает поддерживать – они переписываются, созваниваются. Даже лишить маму родительских прав дочка в свое время не дала – сама написала заявление в суд о том, что поддерживает с мамой отношения и вернется к ней сразу же, как только истечет срок наказания. Приемную семью Даша начала искать только потому, что невыносимо устала от детского дома. И то поначалу речь шла лишь о гостевом режиме. Мы с Денисом подумали, что если ребенку нужна поддержка, семейное тепло и общение, мы можем это дать. Была надежда, что чувство защищенности поможет Даше успокоиться и переключиться с режима «выживание» на программу «развитие». Нэлла нас поддержала. Мы стали забирать Дашу домой каждые выходные: я приезжала за ней в детский дом в пятницу вечером и привозила обратно в воскресенье вечером. Из совместных выходных мы намеренно не делали праздников. Проводили время, как обычно – готовили, убирались, ходили в магазин, делали уроки, гуляли. Я уже знала к тому времени, что подростки из детских домов часто воспринимают гостевой режим как возможность получить что-то материальное от взрослых – подарки, праздники, развлечения, рестораны.

У большинства детей-сирот, к сожалению, не сформировано иной схемы отношений «взрослый-ребенок». Только потребительская.

Они вырастают с опасной позицией «я несчастный сирота, мне все должны». Тем временем, подросток должен понять, что отношения межу людьми сами по себе намного важнее и дороже денег, что взрослые могут стать надежной опорой в жизни, что они готовы защитить, окружить теплом и помочь в любой ситуации. Но становиться просто банкоматом или кошельком ни в коем случае не должны. Ложные установки – эти и многие другие — успели за четыре года жизни в детском доме сформироваться и у Даши. Было непросто пытаться их менять, но мы решили, что дорогу осилит идущий.

Прошло три месяца гостевого общения, и в одно из воскресений, когда я везла Дашу обратно в детдом, она сказала, что больше не хочет и не может там жить. До освобождения кровной мамы оставалось чуть больше полутора лет. Мы решили, что лучше Даша проведет их в семье, чем в учреждении. Я специально поехала к директору детского дома, хотела посоветоваться, как правильно поступить. Замечательный человек с огромным опытом работы, он сказал, что, к сожалению, нередко родителям после таких драматичных поворотов судьбы не удается восстановиться настолько, чтобы забрать из детского дома и содержать детей. В случае Дашиной мамы, когда речь идет о наркотиках, в принципе прогнозировать что-либо сложно. Бывает, мамы и папы выходят из тюрьмы и возвращаются к прежнему образу жизни, навещают детей раз в полгода, обещают забрать. Дети ждут, но ничего не происходит. В общем, оставлять Дашу в детском доме не было смысла. Внутри семьи мы согласовали, что если она захочет вернуться к кровной маме, и это будет возможно, мы поддержим ее решение и будем помогать.

Даша большая 7Даша «Большая»

28 марта 2015 года в детском доме был День Аиста. Так случайно совпало, что именно в этот день я забрала Дашу домой. Так у нас стало две дочки Даши. Младшую мы в семье называем Дасик, старшую — Даша или Даша Большая.

Не буду лукавить – адаптация у нас проходит довольно трудно. Но интересно.

К счастью, Даше удалось встроиться в коллектив новой школы, хотя она панически боялась туда идти. Проблемы с учебой, конечно, никуда не делись, но мы не торопились – было важно, чтобы она почувствовала себя комфортно, смогла наладить с детьми и учителями контакт. Поначалу многие родители, узнав о приходе «новенькой», переполошились — начали звонить директору, выяснять, что это за «детдомовский ребенок» появился в их классе. Но у нас замечательный классный руководитель – после личной встречи с ней удалось сгладить все углы.

До сих пор огромное нежелание учиться, которое происходит от страха, что у нее ничего не получится и от несформированной привязанности к нам, осложняет жизнь. Но я верю, что постепенно это можно будет исправить. К счастью, есть увлечения, которые помогают. Даша с удовольствием ходит на танцы. Осенью занималась в Московской школе радио, куда ее пригласил известный радиоведущий Александр Ветров, за что ему огромное спасибо. Был у нас счастливый период, когда Даша, казалось, уже прижилась, адаптировалась и говорила, что, скорее всего, останется жить с нами, а с мамой будет общаться по выходным. Мы с радостью поддержали такое решение. Но потом ситуация резко осложнилась. Боюсь, сегодня Даша разрывается между двух огней, и это очень сильно отражается на жизни нашей семьи. Внешних же причин нестабильности и нового витка адаптации, думаю, как минимум три. Во-первых, недавно умерла бабушка Даши, и она тяжело перенесла эту потерю. Мы с ней были на похоронах, общались там с большим количеством родственников и, к сожалению, узнали немало болезненных подробностей о семье. Во-вторых, недавно из тюрьмы вышел старший брат Даши, за которого она сильно переживает. И третье — в нашей семье появился еще один ребенок.

Переходный возраст

Пока в течение трех месяцев я приезжала за Дашей в детский дом, успела познакомиться там еще с одним подростком, Гошей. Точнее, это он проявил инициативу и в один из дней сам подошел к нам с Дашей. Сказал, что прочел мою книгу об усыновлении, чем немало меня удивил – подростки в детских домах читают еще реже, чем их «домашние» сверстники. Оказалось, что Гоша пишет стихи, я предложила общаться в социальной сети, мы обменялись контактами. Для ребенка, который всю жизнь с рождения провел в детском доме, Гоша оказался на редкость коммуникабельным и доброжелательным молодым человеком. О его истории ему самому известно не слишком много — отец умер за несколько месяцев до его рождения, а мама написала отказ. В семье к тому времени уже было два старших ребенка. Искать кровную семью Гоша пока сам не хочет.

Гоша 2Гоша

Когда большая Даша стала частью нашей семьи, Гоша начал приезжать в гости по выходным. У Даши в тот период адаптация была в самом разгаре, собственно, как и ревность. О том, чтобы 16-летний Гоша стал ее братом, она даже слышать не хотела и начинала демонстративно хлопать дверями, когда он появлялся в доме. В общем, с Гошей мы продолжали общаться, учились помогать по хозяйству, обменивались рассуждениями о жизни, но как быть дальше, я не знала. С одной стороны, теоретически, мы могли бы его принять, а с другой — сочетание двух непокорных девиц сложного возраста с молодым человеком, тоже весьма изобретательным на разные фокусы, могло в два счета порушить нашу семью. Я решила, что не буду торопить события и пока останусь для Гоши просто наставником – человеком, который поддержит, подскажет, придет на помощь. К концу весны стало ясно, что девятый класс он не окончит — к ОГЭ его не допустили за пропуски и плохую успеваемость. На базе восьмого можно было пойти учиться только на повара, чего он категорически не хотел. Я начала искать училище, которое приняло бы его на коммерческой основе, на желаемую в тот момент специальность – парикмахера. Мы готовы были оплачивать его обучение. Параллельно, чтобы отвлечь подростка от неконструктивных идей, я предложила Гоше писать книгу о его детдомовской жизни. Не сразу, но он увлекся этой идеей. И все больше времени стал проводить с нами. Приходил уже не только домой, но и на все мероприятия клуба — помогал в качестве волонтера. В общем, Гоша стал важной частью нашей жизни, а мы его.

Приближалось лето, Гошу определили в лагерь от детского дома, но не на море, как он надеялся, а в Подмосковье. И мы решили, что надо будет хотя бы на пару недель официально забрать его в гости, чтобы лучше во всем разобраться, понять, сможем ли мы справиться. Документы на гостевой режим у нас были еще в силе, оставалось только оформить все в детском доме. Однако ситуация разрешилась стремительно — нашлась семья, которая приняла Гошу. Встреча случилась в последних числах мая, а в июле подросток уже был в семье. К сожалению, мы с ним прекратили общаться. А через четыре месяца выяснилось, что Гоша возвращается в детский дом. Из всех объяснений, почему, более-менее внятным было только одно – «это не мои люди». Из семьи опекуна Гоша должен был попасть в приют и потом снова в детский дом. Мы с Денисом обновили документы, за несколько дней прошли медицину и успели забрать Гошу в свою семью. Сложно сказать, как все сложится дальше, — прошло слишком мало времени. Но пока все неплохо. Гоша на этот раз настроен серьезно и в плане своего будущего, и в смысле учебы. Собирается сдать ОГЭ. Его теперь интересует другая специальность, которая потребует больших знаний. Мы максимально помогаем. Дай Бог, чтобы не пропали радость общения, взаимное уважение и интерес, которые сейчас у нас есть.

При желании Гоши встать на ноги и найти себя в жизни, это должно получиться. Тем более, когда есть поддержка семьи.

В подростковом возрасте человек занят определением себя и выбором жизненного пути. Какая судьба его ждет, нередко зависит от жизненных обстоятельств, окружающей среды и близких людей. Если у ребенка благополучная семья, где каждый трудится, все уважают и любят друг друга, он может многое для себя пересмотреть. Даже просто наставник – значимый взрослый, который поддерживает и направляет в жизни, хотя и не может принять в семью — для подростка играет громадную роль. Мне искренне жаль, что дети старшего возраста не так часто находят наставников и семьи, как хотелось бы. Ведь в каждом из них пока еще не раскрыт лучший потенциал.

Не сомневаюсь, что все дети, вне зависимости от возраста и индивидуальных особенностей, должны и могут жить в семьях – обычных или профессиональных. К счастью, тому все больше и больше примеров из жизни, о которых хочется рассказать. Что мы и делаем в надежде, что когда-нибудь в нашем обществе станет нормой для каждой благополучной семьи принять ребенка и помочь ему вырасти».